Беглянка - Альфред Коппел Страница 5

Думаю, в те страшные дни мы все немного помешались. Мы жили с осознанием того, что полностью зависим от милости корабля. Постепенно мы сами себе признались, куда она нас везёт. Мы поняли, где находился её «дом»…

Мы впали в апатию, безучастно сидя в командном отсеке, всё ещё в скафандрах — у нас не хватало сил их снять, — уставившись на серебристый диск Венеры, что с каждым днём разрастался на передних экранах.

Именно пребывание в такой обстановке сломало Холкомба. Только что он был таким же мрачно-молчаливым, как и мы все, а в следующий миг — схватил гаечный ключ и с воплем выбежал из отсека.

Его голос не был похож на человеческий:

— Я не позволю ей это сделать! — визжал он. — Я не позволю ей забрать меня!

Машинально мы все поднялись на ноги и бросились за ним. Казалось, никому из нас на самом деле уже не было дела до всего происходящего, но мы чувствовали: нужно что‑то предпринять. Вот только что именно — никто, похоже, не мог сообразить. Тяжёлой поступью мы двинулись по переходам вслед за ним — к распахнутому люку, ведущему в реакторную шахту. В наушниках наших скафандров его голос звучал непрерывной, металлически искажённой тирадой:

— Солнце! Солнце! Она летит к нему. Оно позвало её, и она летит к нему! Но она не заберёт меня! — а затем дикий, безумный смех, бессмысленный хохот помешанного.

Его смех словно пробудил меня.

— Холкомб! — рявкнул я. — Вернись!

Втиснувшись в узкий коридор, мы с трудом пробирались за ним.

— Она не заберёт меня! Я не позволю ей забрать меня! — вопил Холкомб. — Я убью её! Я вырву из неё эту гнилую жизнь! Убью! Убью её!

Мы добрались до люка как раз вовремя, чтобы увидеть, как обезумевший физик лупит гаечным ключом по креплениям реактора. Он уже сорвал один предохранительный замок и яростно колотил по второму. Инстинктивно мы отпрянули: наши наручные дозиметры застрекотали, предупреждая о смертельной дозе радиации, хлынувшей из покоробленного корпуса. Холкомб, омываемый ливнем невидимой смерти, был слишком поглощён попыткой сорвать последний замок — тот, что высвободил бы реактор и позволил его содержимому выплеснуться в космос через сопла.

И тогда «Клем» нанесла удар. Как мне описать весь ужас этого? Бесчувственный металл ожил… пришёл в ярость. И он убил. Намеренно и без угрызений совести. Мостовой кран над головой, использовавшийся для загрузки плутониевых слитков в реактор, пришёл в движение. Он опустил свой захват, чтобы поднять с палубы острый обломок стали. Точно рука, он поднял его… прицелился… и ударил!

Острым краем зазубренный обломок ударил Холкомба чуть ниже плеч, рассекая его хрупкое тело пополам и оставляя две неровные половины дёргаться на тёмном полу. Аура чистой, жаждущей разрушения ненависти наполнила шахту. «Клем» показала зубы.

Свенсон рассмеялся — и этот звук пробрал меня до костей. Тогда я понял: мы все сходим с ума. Тонкая система сдержек и противовесов, встроенных природой в наш разум, не выдержит и часа подобного кошмара.

Я ударил Свенсона по лицу рукой в перчатке, и он перестал смеяться, но его лицо застыло в искажённой гримасе. Я знал, что моё выглядело так же, ведь абсолютный ужас сжимал мне горло, и мне самому хотелось бежать прочь с криком — прочь от страшной ненависти, наполнявшей шахту, и от окровавленного, изуродованного тела на палубе.

Я смог заставить свой голос звучать внятно, лишь сильно прикусив губу — боль помогла взять себя в руки. Я отдал приказ покинуть корабль. Если повезёт, мы сможем добраться до Венуспорта — но я приказал бы начать эвакуацию, даже если бы мы находились на полпути к Центавру.

Я разделил людей на три группы. В каждый спасательный модуль — по два члена экипажа и офицер, кроме последнего. В том — двое реакторщиков. Я сам взял управление первым модулем, предварительно настроив навигаторы двух других на свой — чтобы вести астрогацию для всех трёх. Затем, не взглянув больше на наш проклятый корабль, мы вылетели из аварийного шлюза в открытый космос.

Холодные звезды и серебристый диск Венеры неподалеку немного успокоили меня. Бескрайние просторы космоса были чем-то знакомым и реальным. И мы были свободны…

Но мы не учли «Клем». Столкновение с юным Холкомбом изменило её. Он попытался убить её… попытался разрушить её тело. Детская суть корабля превратилась в ту самую силу ненависти, что мы ощущали в шахте. На неё напали, и её реакция была быстрой и ужасающей.

Не успели мы выйти из её тени, как она развернулась по невероятно крутой дуге и ринулась на нас, извергая атомный ад из своей кормы. Подобно комете-мстительнице, она преследовала нас.

Я приказал остальным кораблям рассредоточиться — и они рванули прочь, словно стрелы. Один ушёл вверх и вправо, другой — вниз и влево. Я выжал из нашего крохотного судёнышка полную тягу и направил его прямо к яркому серпу Венеры.

Но «Клем» не собиралась отступать. Один из спасательных модулей попал в шлейф её реактивной струи — и я увидел, как он исчез в ослепительной вспышке: жар спровоцировал детонацию бака с моноатомным водородом. Осколки разлетелись во все стороны, стуча в борт нашего корабля.

И всё же разъярённому металлическому монстру этого было мало. Она настигла вторую шлюпку… Свенсона… примерно в пятидесяти милях за нашей кормой и вспорола её своим острым, как игла носом.

«Клем» описала широкую дугу и устремилась на нас. Я понимал, что при её скорости она настигнет нас в считанные секунды, и сделать ничего было нельзя. Я закрыл глаза и стал ждать.

Смерть не пришла. Вместо этого накатила волна… чего‑то, похожего на эмоции. Это были отвращение, нетерпение и резкий приказ. Нечто могущественное… говорило… не с нами… и не словами, и даже не символами, которые мы могли бы постичь. Но сила этого послания была столь велика, что мы уловили обертоны, эмоциональные оттенки, пронизывавшие его. Кто‑то обращался к «Клементине»… приказывал ей забыть детскую ярость… и ПРИЙТИ!

Словно кто-то дернул за космический поводок. Обезумевший корабль развернулся, вспышка его хвостовых сопел ослепила нас. Когда мы снова смогли видеть, он стал похож на искру, летящую по направлению к Солнцу с невероятной скоростью.

В гнетущем молчании мы — двое членов экипажа