Юрий Петухов - Погружение во мрак Страница 48

Лива ничего не понимала. Но ее возносило в выси неведомые, ее кружило и влекло. Она уже летела...

– Вздымите руци своя!!!

С гулким громовым выдохом десятки тысяч рук взмыли вверх. Они были черны от запекшейся крови: Они были алчны и неистовы.

– Семижды семь жертв принял ныне от нас Отец наш. И возрадовался аки видящий чад своих, насыщающихся мраком истинного знания и истиной мертвящей любви.

– Семижды семь непосвященных искупительными пытками и молениями введены в путь истинный и готовятся к принятию посвящения. Умножается Черное Благо, непришедшее еще на Землю, но воплощающее в ней сыновей своих и дочерей. И осталась одна жертва – жертва венчающая подлунную панихиду, жертва избавления от страданий во имя Страдания тысячеликого и неизбывного, изомщающегося истинными на неистинных, подлиииыми на неподлинных, блуждающими в свете Мрака сорок миллионов лет на застывших под лучами тленного мира сего!

– Вознесем ли ее к стопам Отца нашего и тринадцати апостолов его?!

Гробовое молчание взорвалось еще более устрашающим, многоголосым рыком:

– Воз-знес-се-мм!!!

Эхо шесть раз прокатилось под гигантскими сводами, отталкиваясь от незримых стен. Лива летела, парила. Снова тысячи вожделенных, сияющих глаз были устремлены к ней. Она купалась в этом сиянии, блаженствовала.

Она не заметила, как из мрака выступили тринадцать черных высоких фигур в балахонах, как они подошли ближе, к самому подножию ее высоченного одноногого трона, как полыхнули синим мертвящим ппаменем кривые зазубренные ножи.

– Ибо причащающиеся кровью жертвы своей вбирают силы ее тысячекратно, и отдают их Отцу своему! Так вознесем же?!

– Воз-знес-се-е-е-ем!! – прогрохотало еще сильнее и грознее.

– И приятно будет отринутым от нас в глубинах Пустоты, но присутствующим с нами всегда и повсюду! И возрадуются они радостям нащим и радостям Отца своего, и воспылает в них Дух отмщения, и приидут они до ухода нашего, и воцарится во мраке сокрушения наша праведность!

– Так вознесем же?!

Экстаз собравшихся достиг степени самоотрешения.

Они зарычали, заорапи, завопили в чудовищном остервенении, граничащем с буйным и неудержимым безумием:

– Воз-зне-е-ес-се-е-ем!!! Воз-знессе-е-ем!! Крови-ии! Крови-и-и!!! Крови-ии!!!

– И падете жертвами сами! – возвестил рыкающий глас. – Ибо возжелали пожрать избранницу Отца вашего! Не смогли побороть в себе алчнсисти и смрада греховного!!! Ибо не узрели ту, что готова споспешествовать приходу странников наших в мир наш!!! И да пусть свершится должное! Пусть искупят за вас грехи ваши собратья ваши! Крови!!!

Тринадцать жрецов скинули свои черные балахоны и остались совершенно нагими. И сверкнули в их левых руках петли железные – полетели на тончайших цепочках в толпы поклоняющихся, захлестнули тринадцать шей. И взмыли вверх тринадцать иззубренных ножей.

Лива все видела – как волокли несчастных на помост, ей под ноги, как ломали им руки, ноги, ребра, как перешибали хребты, выдавливали глаза, раздирали рты, как рвали их на куски пилообразными ножами и расшвыривали кровоточащее мясо алчущим крови и жертв. Она видела весь этот ужас. Но она и на долю мига не пожалела истязаемых и убиваемых. Она хохотала – беспрерывно, страшно, громко, заражая всех безумным сатанинским хохотом-воем.

Смеялись дико, злобно и оглушительно все тысячи участников черной мессы, тысячи посвященных. Не смеялся лишь рыкающий из-под сводов глас. Его не было слышно.

Расправа продолжалась долго, не принося страждущим насыщения, алчущим успокоения. И не смолкал бесовский хохот, ни на миг не стихал.

И она ощущала себя огромной черной птицей, парящей над мелкими, вертлявыми людишками, то падающей на них камнем, убивающей железным клювом очередную жертву, то взмывающей, вверх и уносящей к неведомым пределам еще горячее мясо жертв. Не было в этой птице ни жалости, ни усталости, ни сострадания. Было лишь упоение силой и властью, дарованными на малое мгновение жизни, но дарованньпми и потому столь прекрасными. И вместе с тем Ливадия Бэкфайер-Лонг, бывшая стриптизерка, мокрушница, наводчица, содержанка черного притона, каторжница, беглянка, ощущала себя собой – красавицей-мулаткой, прошедшей сквозь огни и воды, любимой и любящей, доброй и нежной, нетерпимой и верящей.

Рычание прекратило кровавый пир сразу. Будто по мановению властной невидимой руки истерически-ритуальный хохот стих. Оцепенение охватило всех.

– Время начинать и время класть пределы началам! – прорычало сверху. – Взгляните же на нее, избранницу свершения, взгляните, чтобы забыть навсегда и никогда не вспоминать!

И вот тут Лива словно проснулась. Она застыла в таком непреходящем, сатанинском ужасе, что ощутила в груди вместо сердца лед, обжигающий, колючий, страшный. Она хотела закричать. Но не смогла. Судороги сдавили горло.

Тело оцепенело и налилось свинцовой тяжестью: Она увидела все таким, каким оно и было на самом деле. Увидела свои черные полупрозрачные одеяния, забрызганные чужой кровью. Увидела тысячи злобных, остервенелых от жажды зла безумцев. Увидела брошенные жрецами страшные ножи ... Она увидела все! Но она не успела ничего предпринять.

Сверху, без какой-либо поддержки опускалась серебристая сфера – совсем маленькая, чуть больше ее головы. Она опускалась и медленно, и быстро. И от нее некуда было деться. Лива хотела спрыгнуть вниз, но не смогла даже сдвинуться с крохотного сиденьица – тело не принадлежало ей.

– Возблагодарим же приявшего нас под свой черный Покров! – гремело из-под сводов. – Принесем ему наши мольбы о процветании его! И пусть пропитается она волей его, и пусть идет по пути, намеченному им, и пусть свершит то, что угодно ему, ибо нет ничего выше воли Отца нашего, Отца Мрака, и Духа его отмщения, и Сына его, низринутого ввысь и отмщающего за нас!!!

Сфера обхватила голову, лишила света, звуков. Но Лива уже после первого соприкосновения с ней перестала быть Ливадией Бэкфайер-Лонг. Она перестала вообще ощущать себя. Но она с животной ясностью и остротой почувствовала, как вытекают из глазниц черепа ее прекрасные синие глаза и как заполняются опустевшие провалы тягучим, всевидящим мраком.

– Больше всего на свете я люблю брать штурмом всякие базы, – совершенно серьезно, поводя выцветшим глазом, проговорил Кеша, – на Аранайе я брал двадцать восемь баз этих ублюдков, понял?!

Кеша явно сам себя заводил, ему претило бездействие.

Ох как хорошо понимал его Иван. Броситься, очертя голову, на врага! Смять! Разбить! Или погибнуть... Но почему, собственно, на врага? Может, там и не враг вовсе. Тут ломай – не ломай голову, а надо топать вперед. И потому Иван сказал: