Как высоко мы поднимемся в темноте - Секвойя Нагамацу Страница 47

– Она офигенная, Брай, – сказал он, когда мы в последний раз разговаривали. У него как раз начался роман с его единственной подругой, коллегой и соседкой по этажу Вэл. – Я ее совершенно не заслуживаю.

– Даже не сомневаюсь, – ответил я. – Приезжайте как-нибудь вместе к нам в Неваду.

– Ты же знаешь мои обстоятельства. Приходится отрабатывать скидки, которые мне дали на похороны мамы и Петал.

– Я же говорил, что сам могу заплатить. С маминых поминок уже год прошел. Ты что там, крепостной, что ли?

– Да не, все нормально. Просто это моя жизнь, понимаешь? К тому же у меня есть Вэл.

Приятно было знать, что он больше не один и что я могу предложить им кое-что, чтобы начать сначала. Но что вообще означало это «начать сначала»? НАСА хотело добраться до системы Кеплера. Военные – разработать энергетическое оружие на случай, если мы встретим в космосе не самый теплый прием. Стажеры пялились на меня на работе, как будто хотели взглядом просверлить дыру у меня голове. Наверняка думали, там какая-то прореха, сквозь которую видно, как люди носятся по вселенной по космическим туннелям, попадая из одной версии реальности в другую, как показывают в фантастических фильмах. Но я не желал, чтобы кто-то колесил по моему мозгу. Моей задачей было понять, как мы такое сотворили и как теперь повторить то же самое в двигателе космического корабля. А еще, наверное, отчасти мне хотелось знать, что где-то у меня в голове существует реальность, в которой Синтия и Петал живы и зовут меня спуститься к ужину.

Исследовать. Протестировать. Составить вопросы. Повторить.

– Чувствуете что-то необычное? – спросил меня правительственный врач.

Все хорошо, спасибо.

Конечно, я представлял, что случилось бы со мной в параллельной реальности, где я сказал коллегам и начальству правду. За то, что я втайне разрабатывал программу для отключения системы защиты ускорителя, меня бы уволили, лишили допуска к секретной информации и заперли в государственном учреждении. А еще мне часто снилось, будто меня окутывает свет. Я сложил в поясную сумку энергетические батончики и семейные фотографии, будто собирался на долгую прогулку по вселенной.

Пока военные не засекретили мою работу, народ из других лабораторий и университетов постоянно меня торопил. Потом начались протесты: многие боялись, что черная дыра расширится, разорвет меня на куски, а потом поглотит и разорвет на куски весь мир. Джин, парень, отвечающий у нас за связь с общественностью, сказал, что это крайне маловероятно. Затем на площади стали выходить те, кто жаждал избавления, те, чьи близкие стояли в листе ожидания на трансплантацию органов, а денег на экспериментальные лекарства или лечение нового поколения у них не было. А с ними и те, кто все потерял, кого уволили, чей бизнес разрушила пандемия. Они шли, вооружившись транспарантами «НА ЗЕМЛЕ-2 БУДЕТ РАБОТА». В дни особенно сильного задымления от лесных пожаров выходили в масках. Молились, пели и держались за руки. Верили, что моя работа – билет в мир, где всего этого не было.

Прихожу домой, Тереза уговаривает меня отдохнуть. В последние дни она снова решила быть со мной ласковой, так что я не спорю. Она и с Акселем нежна, несмотря на то что он постоянно говорит, будто я трахаю его няньку, и обзывает меня ублюдком за то, что я так скоро решил снова жениться. У нас с Терезой так и не было медового месяца – мы же спасаем мир, с выходными напряженка. Все приходится откладывать на потом. Когда все закончится. Когда жизнь наладится. Когда мы завершим то, над чем работаем. Я, правда, хотел создать с ней семью, а не, как все болтают, жениться на блестящей молодой ученой, чтобы подлечить свою травму. Тереза дает мне таблетки от головных болей, с каждым днем мучающих меня все сильнее. Отвечает за расписание встреч с врачами и репортерами. Смешивает для меня протеиновые коктейли на основе гороха и разогревает мои любимые полуфабрикаты – зеленый чили тамале и ньокки из сладкого картофеля. Она купила их целую кучу, когда в нашем местном супермаркете объявили, что больше не будут их продавать. Если я засиживаюсь за компьютером за полночь, она напоминает, что это вредно. Интересно, что именно вредно, много работать или носить в голове черную дыру? Она же спрашивает, что может быть важнее здоровья и заботы о семье. Когда я бьюсь как рыба об лед, пытаясь впихнуть сингулярность в двигатель космического корабля, она проверяет мои расчеты.

– Ты всегда забываешь менять местами переменные, – говорит Тереза, лежа рядом со мной в постели. – И не учитываешь некоторые квантовые флуктуации на горизонте событий.

– А твоя проблема как продвигается? – спрашиваю я.

– Ты о том, как мы потом будем доставать из твоей головы эту черную дыру?

– Да уж, это будет непросто.

– Я сейчас пытаюсь понять, чем для нас обернется создание крошечной сингулярности антиматерии. Материя и антиматерия должны уничтожить друг друга.

– Я бы попросил обойтись без взрывов в моей голове. Она вроде не такая уж паршивая. По возможности мне хотелось бы ее сохранить.

– Это только один из вариантов, я разрабатываю несколько, – разводит руками она.

– Кстати, по дороге на работу я куплю туалетную бумагу. Если только ты не подбросишь меня на машине.

– Я поработаю из дома, – говорит она. – А тебе правда не стоит так долго торчать в лаборатории. Твои ребята и без тебя отлично справятся с твоими экспериментами. Кстати, клементины тоже купи. Те, что в холодильнике, испортились.

Она стискивает мое бедро и отворачивается к телевизору. Оттуда вещают очередную теорию заговора, якобы звездолет – часть проекта типа современного Ноева ковчега. Разрабатывают его, потому что к Земле движется астероид под названием Нибиру, а правительство решило бросить большую часть человечества на произвол судьбы.

– Может, завтра вместе поужинаем и для разнообразия не будем говорить о работе?

– Конечно.

Целуя ее, я понимаю, что, вероятно, в наших отношениях и правда смешались профессионализм и романтика, квадратный корень из того, что всем от меня нужно. Но Тереза хочет, чтобы за ужином я присутствовал целиком и полностью и вместе с ней ходил на школьные мероприятия Акселя. Хочет, чтобы у меня хватало времени на кино, настольные игры и обнимашки на диване под бубнящий из телевизора документальный фильм о природе. Аксель, недавно выкрасивший волосы в розовый, спрашивает, начал ли я получать сообщения из другого измерения. Ясно, сарказм,