Марвин Мински - Выбор по Тьюрингу Страница 45

Голокуляры привели Брайана в восторг. Это были очень легкие очки с небольшим вздутием на каждой заушине, битком набитым электроникой. Линзы на вид были из простого стекла и плоские, хотя Брайан догадался, что, будь он близорук, можно было бы изготовить стекла нужной кривизны. Когда он включил голокуляры, у него перед глазами появилось изображение компьютерного экрана.

– Хорошо. А что делать дальше?

– Вызови базу данных, назови себя и сообщи свой кодовый номер. А потом гадай.

– Это как?

– Каждый абонент имеет пароль, известный только ему. Попробуй перебрать свои старые пароли, какие вспомнишь. Если это ничего не даст, попытайся придумать новые. Мы сообщили этим компаниям, в чем дело, так что тревожная сигнализация отключена. Обычно после третьей неудачной попытки абонента прерывают, а номер телефона, с которого он пытается проникнуть в базу, сообщают полиции.

– А если и из этого ничего не получится?

– Чтобы насильно проникнуть в базу данных, нужно решение суда. На это уйдет самое меньшее дня два.

Но Брайан обнаружил, что давние привычки не забываются. Три базы из четырех открылись в ответ на его любимые кодовые слова: первую открыл пароль «AN LAR», две других – «LEITHRAS».

– «An Lar» по-ирландски означает «В центр города», так пишут на автобусах. A «leithras» – «туалет», – объяснил он. – Все мальчишки обожают сортирный юмор. Но как открыть последнюю, я не знаю. Может быть, оставим ее на потом и посмотрим, что есть в этих трех? У меня такое чувство, словно ко мне возвращается память. Правда, похоже?

– Совершенно верно, – согласился Беникоф. – Вот что я скажу – на всякий случай надо все-таки подать заявление в суд насчет этой последней базы. Тебе придется подписать еще несколько бумаг.

Первая база данных оказалась почтовым ящиком чуть больше двухлетней давности. Брайан начал с того, что просмотрел самые старые письма. Ему стало как-то не по себе: никого из тех, кто писал ему, он не знал, а его собственные письма звучали как-то странно. Да, там стояла его подпись, но он бы написал не совсем так. Как будто он читал чьи-то чужие письма. Несколько раз в них упоминалось об искусственном интеллекте, но лишь вскользь, без всяких подробностей.

Он сбросил все письма в память компьютера, чтобы заняться ими как-нибудь в другой раз, и занялся двумя другими базами. В одной хранились его декларации о доходах и налоговые извещения – просматривать их было очень увлекательно и в то же время грустно. Он начал зарабатывать деньги еще совсем молодым – это он помнил, большей частью ему платили за разработку программ. Потом последовал большой вклад – деньги от продажи их дома, потом еще больше – отцовское наследство. Он поспешно двинулся дальше. Деньги быстро таяли. Через несколько лет они кончились совсем – как раз после этого он и поступил на работу в «Мегалоуб». Переписка с корпорацией читалась как роман, особенно подробности контракта. Тут было о чем подумать, он переписал все в память и перешел к последней базе данных.

Просмотрев несколько страниц, он вчитался в текст и тут же стер его. Эрин в это время вышла из комнаты, а Беникоф, склонившись над телефоном, куда-то звонил. Солнце начинало садиться, и в палате стало почти темно.

– Бен, можно вас на минуту?

– Конечно.

– Я, пожалуй, устал. Остальное просмотрю утром.

– Давай я заберу клавиатуру. Нашел что-нибудь про искусственный интеллект?

– В этих ничего нет.

– Тогда я постараюсь поскорее пробить решение суда. А когда выспишься, попробуй придумать какие-нибудь новые пароли, ладно?

– Обязательно. Утром увидимся.

– У тебя и вправду усталый вид. Отдыхай.

Брайан кивнул и проводил Бена взглядом. На самом деле он ничуть не устал – у него просто испортилось настроение.

То, что он успел прочесть, ему совсем не понравилось. Начало было знакомым – это были заметки, которые он сделал после катастрофического исхода своего романа с Ким. Как только отчаяние и злость немного схлынули, он набросал тогда еще кое-какие мысли о машине-распорядителе. Он помнил, что использовал эту идею в своей работе над искусственным интеллектом, – но помнил еще и то, что тогда же подумал, как это можно использовать для управления собственной личностью. Очевидно, он развил эту мысль дальше, в новую науку о сознании – судя по тому, что он прочитал в этом файле, получившем название «Зеномотерапия», это были скорее теоретические рассуждения, чем факты. Они выглядели не столь дикими и безумными, как дианетика, но в них явственно ощущалось, мягко выражаясь, нечто вроде подспудной мании величия. Читать это было неприятно – человек, который это написал, ему совсем не понравился.

Зная факты, легко принимать даже самые важные решения. О том, как ему теперь быть, Брайан размышлял всю последнюю неделю, а эта так называемая научная зеномотерапия оказалась последней каплей, заставившей его решиться. Он нажал кнопку вызова на столике у кровати. Через мгновение вошла медсестра.

– Вы не знаете, доктор Снэрсбрук еще здесь?

– По-моему, да – присматривает за установкой оборудования. Она переезжает в новый кабинет, который ей здесь отвели.

– Можно мне ее видеть?

– Конечно.

Сумерки сгущались, но Брайан не давал автомату включить свет – ему хотелось еще полюбоваться ими. Только когда небо стало совсем темным, он снял палец с мигающей красным огоньком кнопки. Шторы опустились, и загорелись лампы. Секунду спустя вошла Эрин.

– Ну что, Брайан, у тебя был трудный день? Почувствовал себя хуже?

– Да нет. Я был немного утомлен, но вздремнул, и все прошло. Как мои показатели?

– Лучше не бывает.

– Хорошо. Значит, вы можете сказать, что я на пути к выздоровлению и в здравом уме, если не считать навязчивой идеи, будто мне только четырнадцать лет, хотя на самом деле мне двадцать четыре?

– Кроме слов «навязчивая идея», все так и есть.

– А я хоть раз сказал вам спасибо за то, что вы для меня сделали?

– Вот теперь говоришь, и я тоже тебе благодарна и невероятно счастлива, что все так обошлось.

– Я не хочу вас расстраивать, доктор, но скажите, вас очень огорчит, если мы в ближайшее время прекратим эти сеансы восстановления памяти?

– Не понимаю.

– Скажу иначе. Меня вполне устраивает, какой я сейчас. Пожалуй, я хотел бы с этого момента подрастать сам. Становиться старше – понимаете? По правде говоря, мне не нравится то, другое мое «я» – то, которое тогда стерла пуля. Я согласен некоторое время продолжать сеансы, чтобы узнать, насколько повреждена моя память, есть ли такие вещи, которых я не знаю, хотя должен знать. Я хочу, насколько возможно, восстановить свое прошлое. Но как только вы будете удовлетворены, давайте на том и остановимся. Хотя я готов продолжать эксперименты, о которых вы говорили, – чтобы выяснить, могу ли я на самом деле взаимодействовать с внутренним процессором. Как вы на это смотрите?