Роман Подольный - Легкая рука Страница 45

Перейдя реку Галис, ты разрушишь великое царство.

По Галису проходила тогда граница между Лидией, где правил Крез, и Персией.

Лидийский царь, ободренный предсказанием, двинул войска через заветную реку — и потерял, разбитый наголову, и богатство свое, и царство.

А ведь Крез был так осторожен! Так тщательно сверял свои поступки с волей богов, такие жертвы приносил оракулам… И прежде чем задать вопрос, ответом на который стало трагическое прорицание, спросил через послов у доброго десятка славных тогда, в VI веке до нашей эры, оракулов всего лишь о том, что именно он, Крез, делает в день, в какой послы его к каждому из них явились. Любой сегодняшний экспериментатор скажет вам, что опыт был поставлен безукоризненно, ведь ко всем оракулам послы прибыли в один и тот же заранее назначенный Крезом день, а царь в это время деловито варил мясо черепахи в ее собственном панцире.

И вот поди ж ты — лишь Дельфийский оракул угадал, и угадал точно! Получив столь блистательный результат, решился Крез именно этому оракулу довериться, именно его спросил, стоит ли воевать с Персией. И перешел реку Галис… А потом на возмущенное послание бывшего уже царя из Дельф ответили коротеньким вопросом: “Разве твое царство не было великим?”

Что в переводе на современный русский язык звучит как “бабушка надвое сказала…” Воистину — ширина, глубина и количество воды в реке Галис очень неравномерны.

Давно нет государства по имени Лидия (зато его имя носит столько женщин), и сегодняшний Иран довольно мало общего имеет с древней Персией, но по-прежнему отношения человека с будущим сложны и разнообразны. Время сравнивают с рекой — но даже насчет того, в какую сторону она течет, никак не могут договориться: одни считают, что от прошлого к будущему, а другие — что от будущего к прошлому, ведь это же будущее время становится настоящим и проходит, исчезая у вас за спиной…

Наверное, (наверняка, скорее всего, может быть…) есть способы заглядывать в будущее — ведь знаем же мы великие предвидения, сделанные учеными философами.

Предсказаны были революции новейшего времени — Марксом, Энгельсом, Лениным; Энгельс сумел в числе прочего довольно точно предугадать сроки, масштабы, размах и продолжительность первой мировой войны, как и то, что, когда она кончится, — короны будут валяться на мостовых…

Сегодняшние специалисты по прогностике (у нас в стране) и футурологии (на западе) тщатся определить возможные пути развития экологической ситуации и политических процессов крупного масштаба. Но так хочется разглядеть будущее, которое касается вещей конкретных и менее масштабных, — чтобы знать, где подстелить соломку, на которую придется падать, и куда пойти, чтобы найти маленькое, личное, свое собственное счастье. Ведать, что можно искать с надеждой и даже уверенностью, а чего следует избегать всеми доступными способами.

Любой из нас переходит вброд собственную реку Галис, ноги тут легко промочить, да еще вода может тебя опрокинуть и понести к порогам…

Страстно хочет человек узнать свое будущее — на том и держались пророки древности, астрологи средневековья, гадалки и предсказатели всех эпох, включая и наше время. Но, видно, не так уж часто им случалось угадывать, если такой славой оказались окружены те немногие, которым это хоть иногда удавалось. А вот — удавалось ли?

Легенд об этом сохранилось — тьма. Воспетая Гомером пророчица Кассандра предрекла гибель Трое. Другой прорицатель еще раньше поведал ее отцу Приаму, что новорожденный царевич троянский Парис принесет беду своим городу и роду. Третий провидец сообщил фиванскому царю Лайю, что его собственный младенец-сын убьет Лайя и женится на его вдове, собственной матери.

И что же? Разве знание о будущей беде спасло Трою? Приама? Саму Кассандру? Разве избавило Эдипа, сына Лайя, от горькой участи отцеубийцы? Между прочим, пойди такие пророчества на пользу, мы бы о них и не знали!

Кассандра получила от бога Аполлона дар предвидения — но к нему было добавлено проклятие: ее предсказаниям не верили. А пророчество насчет Эдипа, напротив, потому и сбылось, что в него поверили: мальчика бросили в лесу на погибель, но добрые люди подобрали его, вырастили — и уж, конечно, этот благородный герой не стал бы убивать повстречавшегося с ним заносчивого Лайя, если бы знал, что приходится ему сыном…

Ах, история, история, всякому, кто над тобой задумается, хоть иногда да придет в голову коварное “если бы…” Что стоило троянцам поверить Кассандре, а Лайю не поверить “своему” пророку… Но ведь сейчас, сегодня, каждый наш шаг, поступок, случайное движение колеблет мироздание — и, попав в унисон с другими шагами, может его расшатать и даже обрушить. Надо бы, кажется, с б льшей ответственностью относиться к своим движениям — да ведь не рассчитаешь…

Мы живем в мире, где каждое следствие вызвано мириадом причин и само становится причиной — одной из мириадов — для мириада новых следствий. Никакие ЭВМ не справятся тут с расчетами, принадлежи они хоть к пятому, хоть к пятьдесят пятому поколению. Для обыкновенной шахматной партии, с ее строго наперед заданными правилами игры и всего лишь шестидесятичетырехклеточной доской, — и то невозможен такой расчет, чтобы по позиции после двадцатого хода предсказать позицию перед сороковым, за исключением редчайших случаев форсированных вариантов. Что же тогда говорить о “партиях” людей и государств, где фигуры меняют силу, правила преобразуются, а число клеточек доски измеряется… да попросту неизмеримо!

Есть, однако, тут некая надежда — потому что сложные системы иногда ведут себя более… предсказуемо, что ли, — чем простые. В колбе с газом секстильоны, молекул бесконечно сталкиваются друг с другом, изменяя в результате свои траектории, скорости, энергию. И ни про одну из этих молекул нельзя сказать, в каком месте колбы окажется и с какой скоростью будет двигаться она через пятнадцать или тридцать секунд. А вот общий, суммарный результат движений и среднюю скорость молекул через те же секунды и даже спустя часы вычислить вовсе нетрудно. Такие задачи задают восьмиклассникам, во всяком случае в математических классах: по температуре колбы можно судить о скорости молекул в ней, а по скорости остывания — о том, какую температуру будет иметь эта колба спустя указанный срок…

Знаете, что было величайшей из тайн, скопившихся в начале сороковых годов вокруг атомной бомбы? Не секреты состава, конструкции, технологии изготовления и прочее. Другое — секрет самой возможности ее создания! Потому что даже те, кто ее делал, не до конца верили, что у них получится задуманное. А с момента взрыва над Хиросимой он, главный секрет, открылся всему миру.