Сергей Абрамов - Рай без памяти Страница 45

– Ты правду сказал о приказе Бойла?

– Не совсем. Мне хотелось припугнуть их.

– Опасаешься?

– Есть основания.

– Вижу, что есть. Оставь Шнелля вместо меня.

– Нет. Я хочу наконец раскрыть этого парня с двойным дном. Мне надоели его козни исподтишка.

– Их двое, Ано.

– Как-нибудь справлюсь. Постараюсь не создавать выгодной для них ситуации. А там посмотрим.

С этими словами я вышел в ночь к лошадям, уже сопевшим у крыльца. Поехал сзади, хотя и знал, что сейчас, до появления машины, они не рискнут напасть: слишком близко от заставы, да и объяснить мою гибель трудно. Кто напал, кто защищался, почему стрельба? Нет, нападут они, конечно, в лесу, и если я не приму мер, то по дороге в Город.

Машина вышла в точности минута в минуту, когда мы подъехали к пункту. В темноте ее не было видно – только что-то более черное, чем ночь, вдруг выросло перед нами. Свет ручных фонарей вырвал из мрака дверцу кабины и заиграл в ее черном полированном зеркале.

– Погоди, – остановил я Шнелля, уже поставившего ногу на подножку. – Отставить.

Он обернулся, видимо не поняв.

– В кузов, – сказал я. – Двое в кузов. Если по дороге вдруг откроются двери, на шоссе не выходить. Забаррикадируйтесь и ведите огонь по любой движущейся тени. Ничего не увидите – стреляйте в темноту без прицела.

– А ты?

– Я в кабине у прицельной щели. Инструкции те же.

– Чьи? – дерзко спросил Шнелль.

Ни он, ни Губач не двигались.

Или я был плохим начальником, или мои лейтенантские нашивки не убеждали их в необходимости подчиняться. Любой ценой я должен был утвердить свой авторитет.

– По возвращении пойдете на гауптвахту, – сказал я. – За неуместные вопросы. А сейчас выполняйте приказ. Не заставляйте меня заменить вас немедленно.

Оба смутились. Мне подсказало это их молчание. Я угадал их план и сорвал его.

– Один вопрос, лейтенант, – наконец прошамкал Губач: зубов у него не было.

– Говори.

– Обратно поедем тоже в кузове?

– Зачем? – спросил я как можно естественнее: не показывать же им, что я чего-то боюсь. – Обратно охранять нечего.

Мне показалось в темноте, что Шнелль легонько толкнул Губача. «Ничего, на обратном пути отыграемся», – только и мог означать этот толчок. Но, может быть, все это мне только показалось: у страха глаза велики.

Уже не возражая, Шнелль и его подручный полезли в открытые двери фургона. Я сел в кабину.

Так начался рейс.

23. ФИОЛЕТОВОЕ ПЯТНО

Он мало чем отличался от моего первого рейса, когда меня одного пересадили в пустую кабину и я в полудреме проехал по Городу до каменных складов Си-центра. Только сейчас я не дремал, пристально всматриваясь в поблескивающую даже в ночи стекловидную пленку шоссе: не промелькнет ли с краю какая-нибудь скользящая тень или перегородит путь поваленное дерево? Я знал, что машина «увидит» это раньше меня, и все-таки всматривался: ничто не должно было помешать сегодня так тщательно выработанному нами плану.

Но путь был свободен, ни одно дерево не упало на шоссе, машина бесшумно уходила в темноту, не встречая препятствий. Так мы доехали до Города, мелькнули стены въездной полицейской заставы, освещенные двумя тусклыми «газовками» на столбах; потянулась цепочка таких редких и тусклых городских фонарей; как река ночью, плыли навстречу темные и безлюдные, будто вымершие, улицы, слепые дома и витрины за железными шторами. «Сен-Дизье, – еще раз подумал я, – Сен-Дизье. В такой же безлюдной ночи сидели мы с Мартином подле офицерского казино, пока женщина в шуршащем шелковом платье не вышла на улицу – принести нам свет, свободу и жизнь». За одну эту вымершую пустыню таких, как Бойл и Шнелль, следовало вешать, вешать и вешать, как вешали палачей из зондеркоманд – всю эту гестаповскую скверну. Но пока еще неприступной крепостью тянулись по улице глухие стены Си-центра, горел фонарь над пропускной будкой и послушные галунщики открывали ворота нашей машине.

А далее – все как обычно. Шнелль и Губач помогали сгружать на весы ящики и контейнеры, а я заполнял рапортичку, обмениваясь репликами с дежурными по складу:

– На этот раз благополучно?

– Вполне.

– Опять урезали мясо и птицу.

– Разве? Я не в курсе.

– Весы показывают. А шампанское и коньяк уже не в одном, а в двух контейнерах, и деликатесов более восьми тонн. Поди посмотри.

Но смотреть мне не хотелось, кроме того, я ему верил и, сыграв наивность, спросил:

– А почему?

– Мы кто? – засмеялся дежурный. – Мы запасник. А для кого запасать? Для себя.

Я заметил, что Шнелль поодаль прислушивается к нашему разговору, и скомандовал:

– По местам!

Шнелль уже пропустил Губача в кабину и ждал меня.

– Возвращаемся рядышком, Ано. Выполняю приказ, – сказал он с наигранной почтительностью. – Так что проходи и садись посередке как старший.

Я все еще медлил.

– Или боишься?

Не мог же я показать этой твари, что и в самом деле боюсь. Но сесть между ними – это конец. Я подумал и ответил:

– Ладно. Проходи ты. Я сяду с краю.

Он пожал плечами с подчеркнутым равнодушием:

– Твое дело.

Мы выехали на стрежень проспекта и вновь поплыли по нему – по все той же тихой и темной реке: крутые высокие берега, безлюдье, тишь. Машина вернется в последние предрассветные минуты, значит, Шнелль с напарником постараются напасть ночью. Бессмысленно гадать, на каком километре, в лесу или в городе. Фактически никто не помешает им застрелить меня на этой же улице и, раздев, выбросить голого на мостовую. Мало ли как можно объяснить происшедшее: Шнелль придумает.

Я вынул приготовленный пистолет из кармана и несильно ткнул ему в бок:

– Спокойно, Шнелль. Пошевелишься – стреляю.

– С ума сошел!

– Молчи. Я уже давно обо всем догадался. Предупреди напарника, чтоб тоже сидел смирно. Тебе спокойнее.

Предупреждение было излишне. Губач все слышал и молчал. Он даже не пошевелился, разумно решив, что выгоднее.

– Я подам рапорт, – сказал Шнелль.

Не отвечая, я только чуть сильнее вдавил ему в бок стальное дуло. Он тотчас же замолчал. Так мы пересекли Город, проехали мимо въездной заставы и свернули на лесное шоссе. Когда мы проезжали постовых, я думал, крикнет ли Шнелль, попытавшись поднять тревогу. Что будет? Ничего не будет. Машина, не снижая скорости, уйдет вперед, постовой не рискнет покинуть поста, в крайнем случае выстрелит в воздух. Пока выяснят причины тревоги, пока с заставы позвонят Оливье, машина уйдет еще дальше, и догонять ее никто не станет, да и верховые все равно не догонят. Вероятно, о том же подумал и Шнелль, но промолчал, понимая бессмысленность любого сигнала о помощи. Да и любая помощь только сорвала бы его план, а со мной одним у него еще был шанс справиться.