Владимир Городов - Круг Девятирога Страница 40

Цирюльник принялся за работу, и вскоре я стал седой, как столетний старик. Кроме того, Бади подгримировал мне лицо, чтобы кожа казалась дряблой и сухой, после чего все в голос заявили, что я совершенно неузнаваем.

Суродила, 22 кумината 8855 года

К дому Есучи мы подошли далеко за полдень. На стук дверь открыл Касерен. Увидев у порога нищего старца с бепо, он полез в кошелёк за мелочью, но я жестом ладони остановил его, давая понять, что подаяние мне не нужно. Он нахмурился, а его рука скользнула на рукоять кинжала.

– Твои руки не похожи на руки нищего, – сказал он. – Кроме того, они не похожи и на руки старика. Кто ты и что тебе нужно?

– Ты прав, я не старик и не нищий. Я пришёл, чтобы встретиться с почтенным господином Асием.

– Кто бы ты ни был, ты заблуждаешься. В этом доме нет и никогда не было господина с таким именем.

– Пусть так, – легко согласился я. – Однако у меня есть к тебе маленькая просьба. Если ты когда-нибудь где-нибудь вдруг встретишь этого уважаемого господина, передай ему такие слова: «Трудно не стать Богом». Надеюсь, тебя это не затруднит. Мы же отдохнём немного, а потом пойдём далее своей дорогой.

Касерен молча кивнул и затворил дверь. Впрочем, как я и думал, ждать пришлось недолго. Вскоре дверь вновь отворилась, и Касерен жестом пригласил нас войти. В маленькой слабо освещённой прихожей находилось несколько человек. Когда глаза привыкли к царящему здесь полумраку, я разглядел присутствующих. Прямо передо мной стоял, внимательно меня разглядывая и не узнавая, Асий. По бокам, на полшага впереди его, готовые защитить, стояли Касерен и ещё один из слуг Есучи, а ещё двое – справа и слева от меня.

– Да хранят тебя Оба, – поздоровался Асий.

– И тебя, почтенный, – ответил я.

– Ты передал мне слова, которые мог знать лишь один мой друг. Имеешь ли ты от него какие-то вести?

– Имею. И не одну.

– Это хорошо. А где он сам?

– В Суродиле. В доме господина Есучи.

– Этим ты хочешь сказать, что ты и есть мой друг?

– Да, Асий, это я.

– Но я не узнаю тебя. Рассей мои сомнения и ответь: как твоё имя и в каком городе мы познакомились?

Я улыбнулся этой нехитрой уловке: Асий хотел одновременно и удостовериться в том, что я есть я, и узнать, под каким именем живу сейчас.

– Зовут меня Ланс из Икорики. А познакомились мы не в городе, а… – Я запнулся, сомневаясь, стоит ли при посторонних упоминать Урочище Девяти Рогов. Однако быстро сообразил, каким образом выйти из положения. – Первый дрогоут, в который мы пришли, назывался Котур.

– Ну что же… Ланс, теперь я удостоверился, что это действительно ты. Рад тебя видеть! Заходи в этот гостеприимный дом. Я весь в нетерпении: мне очень хочется, чтобы ты поведал мне о своих странствиях!

Вслед за Асием мы прошли в библиотеку – обширное помещение с многочисленными стеллажами, на которых хранилось неимоверное количество свитков, пергаментов и фолиантов. Идеальный порядок, в котором всё это находилось, был, несомненно, заслугой моего мудрого друга, ибо, по словам Есучи, ранее всё это находилось несколько в ином состоянии. Здесь же стоял большой стол, глубокое удобное кресло, пара табуретов и простая кровать.

– Господин Есуча настаивал, чтобы я поселился в другой комнате, – сказал Асий. – Однако я упросил его, чтобы он разрешил мне жить здесь, в этой сокровищнице знаний и мудрости. Присаживайтесь, отдыхайте. Сейчас вам принесут оттрапезничать, а после перейдём к беседе.

– Я хочу выручить одного человека, – сказал я, – для чего мне срочно требуется одолжить некоторую сумму денег. Можешь ли ты мне помочь?

– Как много денег тебе требуется?

– Сто девять тимов, три катима, шесть макатимов и два шестака.

– Своих денег у меня нет. Однако господин Есуча доверил мне управление своим хозяйством, и я охотно ссужу тебе эту сумму от его имени.

Он открыл стоящую на столе шкатулку и достал оттуда несколько жёлтых цилиндриков.

– Десяти золотых тимов достаточно? – спросил он.

– Вполне.

Взяв монеты, я повернулся к А-Ту:

– Вернись обратно и передай это Бади. Пусть он отдаст свой долг, а потом приютит вас в своём доме и накормит. Ждите меня там… Впрочем, нет, – передумал я, вспомнив нашу встречу со стюганом. – Сумма большая, а Суродила – город неспокойный. Просто передай Бади, что деньги есть и я их скоро принесу. А возникнут проблемы – придёшь за мной.

– Одно небольшое затруднение уже есть, Светлый. Мне думается, что господину Бади будет весьма непросто дойти до своего дома в его теперешнем костюме.

– А ведь верно! Асий, в этом доме не найдётся напрокат костюмчика моего размера?

Асий ударил деревянным молоточком в стоящий на столе маленький гонг. На зов пришёл слуга – всё тот же Касерен.

– Касерен, подбери для этого господина подходящий по размеру, не слишком яркий костюм. Не новый, но и не слишком заношенный.

Слуга окинул меня взглядом и, склонившись над ухом старика, что-то зашептал.

– Знаю, знаю, – махнул рукой Асий и, когда слуга вышел, сказал: – Видать, не зело искусно ты облик поменял: мои старые глаза обманулись, а молодой тебя быстро раскусил!

– Видать, крепко ему мой образ в память впечатался, – хмыкнул я, припомнив нашу встречу в тюрьме.

– Однако ж он узнал – и другой может. Не лепше ль браду вовсе оголить? Хоть не столь благообразно, но всяк, тебя лишь в браде видавший, без оной не признает.

Вскоре слуга вернулся и принёс весьма приличную одежду. Пока я переодевался, Асий внимательно смотрел на меня, а после повернулся к стеллажам и принялся что-то на них искать. Сменив одежду, я отдал А-Ту костюм Бади, и бепо ушло. Вскоре служанка принесла нам поднос с бутылкой превосходного вина и лёгкой закуской, непередаваемый вкус которой я помнил ещё с прошлого посещения этого дома. Асий усадил меня в кресло, а сам сел напротив на табурете, возложив на колени большую книгу в богатом переплёте.

– Твой бепо назвал тебя Светлым, сиречь – лад-лэдом, – начал он. – Тогда, в узилище, хотя вы и обнажены были, но свет был скуден, да и глаза мои неверны. Ныне ж узрел я знак на спине твоей отчётливо. Сия книга есть подробный трактат по геральдике. И вот что она мне открыла.

И Асий принялся читать: «На белом поле три синие ласточки, соприкасающиеся концами крыльев, заключённые в священный круг жёлтого цвета, в центре которого пурпурная звезда пророка Иилла есть древний родовой герб лад-лэдов Апри, владетелей Отонара. Символизируют сии птицы…»

– Впрочем, сие не важно, – прервал он сам себя. – Любопытственно будет, сам на досуге прочтёшь.

– Ещё бы я читать умел!

– Так вот и я о том. Досуг будет – и читать обучишься. Грамота – дело сложное, времени, терпения и памяти требует. А ныне я прочту тебе из другой книги, что мне на днях как нельзя более вовремя на глаза попалась. Сие – летописание преподобного Тери из Рубилона, кое озаглавлено им «Сказание о временах суровых». Вот что он пишет: «И было лето года осмь тысяч осмь сотен тридцать да четвёртого от Мира Сотворения. И было смятение, и была смута великая. И выступил мятежный лад-лэд Тарди Апри супротив императора, а с ним и люди его великим числом, да настолько великим, что сильное беспокойство императором овладело, и повёл он самолично свою рать на смутьянов, а ранее того не бывало. И были бои превеликие, и изводил ворог ворога: где мятежники брали числом да отвагою, где рать императорская оружием страшным, громогласным, издалёка плоть рвущим и в куски режущим. И редели ряды мятежников, аки рожь под градом, и разбиты они были, и не многие уцелели. Но не сдались уцелевшие во полон победителю на милость, а ушли все в горы лесистые, и не могли их в родных горах победить, как ни старалися. И тогда приказал император привезть в бочках огромных пойло вонючее, и на пойло то драконы слетелися. И натравил император тех драконов на мятежников, и сожгли их драконы заживо дыханием огненным. Самого ж Тарди Апри со семейством хитростию в полон захватили. Но не стал император умерщвлять его, а подверг много худшей участи: принародно батогами секли его до памяти потери, а после, сызнова в чувство приведя, оскопили. И лишили его и звания, и привилегий прилюдно же. А дабы не смел он более бунтовать, забрал император сына его малолетнего Олина к себе в стольный град заложником. А на последующий день, едва подняться сумев, бросился Тарди Апри грудью на меч, горя и бесчестья превеликого вынести не в силах…»