Александр Арбеков - Баллада о диване Страница 34

— Да, милая, я это знаю, понимаю и чувствую. Я очень и очень перед тобой виноват. Прости. Но ничего поделать не могу. Крайне сожалею. Сочувствую. Увы, увы, увы… Не судьба, — опечалился я.

— Почему мы не вместе?! Не пойму! Ведь мы созвучны друг другу, понимаем друг друга. Я, вроде бы, не дура и довольно симпатична и сексуальна, — расплакалась женщина.

— Сам не пойму… Но, видимо, всё-таки не судьба! А почему ты не спросишь меня о том, люблю ли я тебя?

— Ты меня любишь?

— Увы, нет!

— Боже, какой мерзавец!

— Да что же это такое! Ну, сколько можно!? — возмутился и обеспокоился я. — Тема МЕРЗАВЦА стала меня серьёзно напрягать! Надо же! Быть мерзавцем в двух Мирах, — это уже слишком! Но я ведь отнюдь не мерзавец! Я же ведь нежный и пушистый! Иногда…

— Гад! Подлец! Сволочь! Ненавижу! Ненавижу! Сколько можно тебя терпеть!? Годы утекают сквозь пальцы неведомо куда! Неужели ты этого не понимаешь и не чувствуешь!? — женщина зарыдала.

Я тоскливо и задумчиво посмотрел в голубое небо, глубоко вдохнул и выдохнул ароматный весенний воздух. О, как я не люблю такие разборки! Я уже хотел распрощаться с подругой, но тут рядом с нашим столиком вдруг совершенно внезапно возник господин Негодяй. В этот раз он был одет почти по-летнему и выглядел значительно аккуратнее, чем прежде, но некоторая одутловатость лица и трёхдневная щетина на нём выдавала в моём приятеле человека, ведущего не совсем здоровый, умеренный и размеренный образ жизни.

— Вы откуда здесь взялись, сударь? — удивился я.

— Идущий и бредущий неведомо куда всегда когда-нибудь и куда-нибудь всё-таки придёт, и что-то в своей жизни обретёт! Страждущий и жаждущий, да, получит, в конце концов, истинную благодать! — сурово, но слегка меланхолично произнёс Негодяй.

— Присаживайтесь к нашему столу, сударь, — рассмеялся я.

— Это кто? — удивилась женщина. — Это что за клоун? Что за тип? Что за индивидуум?

— Это мой друг, — грустно улыбнулся я. — Истинный философ. Эрудит, между прочим. И никакой он не клоун! Просто несчастный и хороший человек… Поэт… А щетина, присутствующая на его челе, пусть вас не смущает. Сейчас это очень модно. Оглянитесь вокруг, посмотрите телевизор. Почти все ведущие, корреспонденты и известные люди имеют определённую небритость, или носят бородки и усы.

— Я несчастный и плохой, — вежливо поправил меня Негодяй.

— Ах, ну да! — поспешно исправился я.

— Да, ну у тебя и друзья! Допился, дожился! — возмутилась подруга, слегка отодвигаясь от неожиданного пришельца, который плюхнулся на стул, стоявший рядом с нею.

— Мадам, вы прелестны! Ах, какие волосы! А какая грудь! Боже мой! А какой разрез глаз! А какая в них таится бездна и скрытая изумрудная даль! Я очарован и всецело поражён и поглощён вами! Осталась же на этом свете истинная красота, которая не подвластна бурям времени! Невероятно! Вы — само совершенство, мадам! Или мадмуазель?! Да нет, конечно же — мадам! Я не верю, что этот прелестный и трепещущий цветок никто до сих пор не сорвал или не срезал! Мне бы прикоснуться к нему всего лишь мизинцем, и больше ничего не надо! О, мечты… Всего лишь неосуществимые мечты! — Негодяй закатил глаза и, якобы, чуть не упал в обморок.

— О боже! Вы вправду не только философ, но и поэт! — порозовела и заволновалась женщина.

— Я гений! — решительно заявил Негодяй. — Вы ещё не слушали моих нетленных творений! О, гурия, потрясшая мою мечущую душу! Вы восхитительны и неподражаемы!

— Боже мой! — застонала моя подруга. — Есть ещё в этом суетном мире настоящие джентльмены!

— О, да! О, нимфа, расцветшая по весне!

— Дорогой, откуда, из каких краёв явился этот гений!? — вопросительно и тревожно посмотрела на меня женщина.

— Из ниоткуда, из бездны, из пропасти, в которую периодически погружаемся мы все, ну или почти все, — легко рассмеялся я и заказал всем ещё по ста грамм коньяку.

— Сударь, не угодно ли будет вам продекламировать этому очаровательному и прекрасному созданию, сидящему рядом с вами, пару-тройку каких-либо философских высказываний!? — спросил я, осушив бокал коньяка одним махом.

— Побойтесь Бога! Какая может быть философия в такой чудесный весенний день?! — возмутился Негодяй. — Только поэзия сделает его ещё более чудесным! И вообще, зачем отягощать разум дамы, изумительной по красоте, какой-то философской белибердой!?

— Браво! Браво! Вы совершенно правы, — трепетным голосом произнесла моя подруга. — Ну же, мы ждём от вас стихотворения.

— Сей момент! — напрягся Негодяй. — А нельзя ли ещё отведать этого божественного напитка? Знаете ли, он очень неплохо стимулирует память и вдохновение.

— Да без проблем… Официант! Эй, кто там живой?! Люди!? По сто грамм коньяку нам! — крикнул я.

Мы выпили, приобщились к ароматным апельсинам и к тонко нарезанному твёрдому сыру, помолчали некоторое время.

— И так, сударь!? — с нетерпением произнёс я. — Ваших стихов я, как это ни странно, ещё ни разу не слышал.

— Извольте, Синьор, я готов!

— А нельзя прочитать нам такое стихотворение, в котором есть и радость и грусть, и чтобы оно тревожило, понимаете? И чтобы присутствовала тема весны?! — спросила моя подруга.

— Понимаю, понимаю… Сложную задачу вы, однако, поставили передо мною, мадам, но я с ней справлюсь, — сначала напряжённо задумался, а потом расслаблено усмехнулся Негодяй. — Так слушайте и трепещите! Посвящаю данное стихотворение нашей даме на фоне любви и весны!

В этом сером апрелеНе играли свирели.Налетали метелиИ на Пасху шёл снег…

В этом странном апрелеКто-то в Бога поверил.Все мы в небо смотрелиИ жалели калек…

В этом скучном апрелеМы бродили без цели.Песен новых не пели,Набирая разбег…

В этом сонном апрелеМы влюбляться не смели.Губы женщин алели,Отцветая на век…

В этом вечном апрелеЗиму мы одолели,Но желанья сгорели,Испарились, как снег…

— Вот это да! — удивлённо воскликнула женщина. — Неплохо! Очень неплохо! Никак не ожидала. Но как-то тоскливо и без оптимизма.

— Да, действительно неплох! Мощно, грустно и тревожно, — в свою очередь очень сильно удивился я.

— Ну, я же сказал вам, мадам, что я истинный ГЕНИЙ! Ну, или почти Гений. История всё расставит на свои места. А насчёт тоски… Все мы тоскующие странники, бредущие в тумане иллюзий!

— Браво! Как хорошо сказано! — восхитилась дама, сделала глоток коньяка и ещё более порозовела.