Кир Булычев - Сборник научной фантастики. Выпуск 36 Страница 34

– За мной дело не встанет.

…Евгения Егоровна в смутно-обобщенном состоянии дорабатывала последние дни в статистическом бюро. Она и прежде плохо видела настоящее, а теперь уже окончательно погрузилась в прошлое – то самое, вернуться в которое в самом буквальном смысле предстояло ей вскоре. Недоуменные вопросы сотрудников ("С чего это вы, Евгения Егоровна, решили уволиться? Тридцать лет на одном месте, и вдруг срываться неведомо куда?"), уговоры начальства – все проходило мимо, не задевая сознания. Скорей бы, поскорее…

Но вот, крепко прижимая к себе сумочку с трудовой книжкой, Евгения Егоровна вошла в двери Института времени. Андрей Федорович встретил ее у турникета, протянул заготовленный пропуск – и Евгения Егоровна пошла по запутанным коридорам, узеньким крутым лестницам старого здания – навстречу упущенным возможностям. Ей казалось, что в прошлое она ринется прямо сейчас, сию минуту, оно может возникнуть за любым поворотом полутемных коридоров. Но Андрей Федорович сначала привел ее в свой кабинет.

– Формальности, Женечка, прежде всего формальности, – объяснил он. – Вот тебе бумага, пиши заявление о приеме на работу. К сожалению, всех, кто хочет удрать из настоящего, мы оформляем всего-навсего лаборантами…

– Андрей!…

– Ладно, не буду. И – анкета, как полагается. Справку из поликлиники не забыла?

– Не забыла.

Заполнив графы анкеты, Евгения Егоровна протянула лист Андрею Федоровичу и принялась писать заявление. Андрей Федорович, бегло просмотрев написанное, перевел взгляд на одноклассницу, произнес тихо, вслушиваясь:

– Ев-ге-ния Е-го-ровна…

Гремящее сочетание звуков имени заставляло искать выражения внешнего соответствия громыхающему наименованию. Но – перед ним сидела женщина с мягкими и в то же время строгими чертами, с пышной прической, немного усталая… Сухие тонкие пальцы, без колец, с коротко остриженными ногтями, нервно крутили авторучку. А уж что творилось в ее серых глазах…

Андрей Федорович выдвинул ящик стола и достал небольшой изящный медальон из серебристого металла, на тонкой цепочке.

– Это ты должна надеть. Когда… то есть я хотел сказать, если надумаешь вернуться, открой – там внутри рычажок. Передвинешь, и все.

Евгения Егоровна молча взяла медальон.

– Ну, теперь вычисляй день, в который хочешь попасть.

– День?

Евгения Егоровна задумалась надолго. Она – совершенно неожиданно для себя – обнаружила, что не помнит, когда Игорь Антонович появился в их отделе. То есть она прекрасно, разумеется, помнит год, но не только день, а даже месяц выпал из памяти. Кажется, тогда была весна? Нет, осень… Сохранилось и жило все эти годы только ощущение бесконечной радости – и в то же время муки, охватившее все ее существо. Все-таки это была осень. Да, конечно, она уверена в этом. Осень. И даже поздняя.

– Конец октября, – сказала Евгения Егоровна. – После двадцатого числа.

…Большой зал в подвальном этаже, заставленный аппаратурой, перепутанный проводами, подмигивающий цветными лампочками… Неудобное кресло, похожее на зубоврачебное… Евгения Егоровна не пыталась всматриваться в окружающее, она вся устремилась к своей несбывшейся однажды надежде. Что-то говорил Андрей Федорович, о чем-то ее спрашивали тени в голубых халатах – она отвечала, не задумываясь, не анализируя… И вот…

Пережив ощущение краткого, но в то же время мучительно длящегося полета, Евгения Егоровна осознала себя стоящей на темной вечерней улице. Она осмотрелась. Так… это недалеко от ее прежнего дома. Похоже, сейчас она должна вернуться с работы – в тесную шумную коммуналку, в маленькую комнатку, в которой провела всю свою молодость, одна, почти не имея друзей, незамечаемая соседями… Вздохнув, Евгения Егоровна достала из сумочки зеркало, взглянула – ну вот, ей снова двадцать три. И она решительно зашагала навстречу давно известному неведомому.

Фонарь торчал на повороте улицы мутно светящейся мишенью, и Евгения Егоровна вспомнила, как она останавливалась под этим фонарем, прежде чем свернуть в узкий переулок, в конце которого, закрывая собой тупик, стоял ее дом. Прошлое оказалось своим, узнаваемым, и в то же время странно чужим. Что-то изменилось. Что-то оказалось не таким, каким сохранилось в памяти. Что? Евгения Егоровна не могла понять. И не хотела. Она просто шла домой.

Помедлив мгновение, Евгения Егоровна вошла в темноватый подъезд. Узкая лестница, крутые ступени… шарахнулась из-под ног кошка, задремавшая на площадке. Вот и пришла. Пятый этаж. Обшарпанная дверь, увешанная гроздьями звонков и табличек. Евгения Егоровна нашла свою – "Е. Минаева". И кнопка звонка – зеленая. Сунула руку в карман пальто – ключи на месте. "Как-то все это… не по-настоящему", – промелькнуло в мыслях.

Войдя в комнату, Евгения Егоровна не сразу сняла пальто – сначала она подошла к окну, выглянула на улицу. Все тот же квадратный двор-колодец, все те же освещенные окна напротив. Скорее бы пришло завтра. Евгения Егоровна усмехнулась. Завтра – тридцать лет назад. Забавно…

Задолго до начала рабочего дня Евгения Егоровна уже шла по улице, всматриваясь в силуэты домов, размытые утренним туманом. Ей не хотелось забираться в тесноту троллейбуса, хотя пешком до бюро идти было больше часа. Но Евгения Егоровна чувствовала необходимость этой прогулки. Привыкнуть… к себе самой, к городу, который тоже стал моложе на тридцать лет, к черным деревьям с остатками коричневых листьев… к воздуху молодости…

Войдя в комнату, где располагался их отдел, Евгения Егоровна обнаружила, что ошиблась датой. Игорь Антонович, новый руководитель отдела, сидел за своим столом; и Евгения Егоровна только теперь вспомнила, что он пришел в бюро не осенью, а ранней весной. "Ничего, – подумала Евгения Егоровна, – это совсем неважно". Важно было другое – едва лишь она увидела его смуглое лицо, крепкую ладную фигуру, как вновь ощутила себя той влюбленной девчонкой, для которой каждое слово, каждый жест любимого полны загадки и радости…

– Доброе утро, Женечка, – кивнул ей Игорь Антонович.

Евгения Егоровна вздрогнула. "Ах, да, – тут же сообразила она, – до отчества я еще не доросла. Н-да, придется и к этому привыкать заново…"

– Здравствуйте, Игорь Антонович, – ответила она.

Первые дни промелькнули в сознании Евгении Егоровны как золотисто-розовая полоса, в которой не прорисовывались детали. Но вот минули выходные, а утром в понедельник Евгения Егоровна, вжатая в плотную массу пассажиров троллейбуса, неожиданно для себя задумалась над эпизодом, происшедшим в их отделе в пятницу, к концу рабочего дня. Темным пятном вплыло в ее радость ощущение чего-то непонятного и давящего. Казалось бы, ничего особенного не случилось, но…