Энди Лэйн - Декалог 3: Последствия Страница 32

Они заплатили за вход в замок, и зашли в большой прохладный зал. Ниссе показалось, что они попали в другой мир — радостный, тёплый и светлый двор сменили холод, мрак, приглушённые голоса, и несвежий запах прошедших веков.

— Неоготический стиль, — авторитетно заявил Доктор, запустив руки в карманы и осматривая тяжёлые резные дубовые панели и лестницу. — Возможно, Пьюджин…

Затем он слегка нахмурился:

— Скажи, тут как будто бы чувствуешь на себе давление веса прошедших лет? Все традиции и достижения веков заперты в одном здании. Просто великолепно, разумеется, но также несколько тягостно… Словно под чьим-то строгим взглядом находишься, правда?

— Да, — Нисса прекрасно понимала, что имел в виду Доктор. — Трудно себе представить, что кто-нибудь когда-нибудь чувствовал это своим домом; скорее, создаётся впечатление, что жильцы принадлежали зданию.

Доктор и Нисса заглянули в путеводитель, и пошли по предложенному в нём маршруту: вверх по Большой Лестнице, затем в Официальную Столовую и в Салон. По пути Доктор часто останавливался, но не для того, что бы, как ожидала Нисса, восхититься каким-нибудь историческим предметом; он лишь хмурился и вообще выглядел растерянно. Наконец, в Гостиной, она не выдержала и спросила у него в чём дело.

— Я себе всё это представлял совсем иначе, — признался он, озадаченно указывая на едва обставленную комнату. — По словам Дэвида, обстановка в замке Трентиллис была старинной и ценной.

— А эта не старинная?

— Ну, она старая — это несомненно. Но не очень ценная… то, что от неё осталось. Здесь только лепнина на потолке имеет какую-то ценность. И посмотри вон туда, на более яркие пятна на стенах. Там какие-то картины висели. И, судя по всему, их было довольно много.

— Их продали?

— Возможно. Из чего следует, что семейное состояние было не таким уж и превосходным, как его описывал Дэвид.

Они пошли дальше. Нисса брела по Длинной Галерее, неопытным взглядом осматривая многочисленные портреты. С них на неё смотрели мрачные лица, но Нисса ничего не знала о земном искусстве, и не могла судить о том, хороши ли картины, плохи, или просто непримечательны. Она обратила внимание на один из портретов, который был нарисован пастелью; мягкие, тёплые цвета привлекли её внимание среди мрачных картин, написанных маслом. Она наклонилась, чтобы лучше рассмотреть его.

— Доктор! Посмотри!

На портрете был светловолосый молодой человек, чьи лицо и фигура были нарисованы на холсте уверенными штрихами. На позолоченной табличке внизу было написано, что это Дэвид Госторп, умерший в 1987 году.

— Так он, значит, умер.

Хотя она никогда и не была знакома с этим молодым человеком, у Ниссы возникло чувство утраты. Возможно, это было потому, что любая смерть заставляла её чувствовать себя одинокой; она сталкивалась со смертью слишком часто.

— У него случился инсульт в Неаполе, там он и умер, не имея ни гроша, — сообщил им женский голос.

Доктор и Нисса синхронно обернулись на голос и увидели поразительно красивую молодую женщину в белом платье без рукавов, державшую в руках шляпку из чёрной соломки. У неё были прямые светлые волосы, кожа гладкая, как у фарфоровой куклы, но глаза неистово сверкали в свете наполовину зашторенных окон замка.

— Как ужасно, — сказала Нисса.

— И как бессмысленно, — ответила ей женщина.

— Не имея ни гроша? — Доктор озадаченно сдвинул брови. — Это странно. Как я понял, Дэвид унаследовал значительное состояние.

— О да, унаследовал, — сказала женщина. — Он его потратил. А затем замок и то, что осталось от его содержимого, были проданы местному бизнесмену, который надеется на них заработать, — она фальшиво рассмеялась над этой идеей.

Затем она с любопытством посмотрела на Доктора:

— Вы были знакомы с Дэвидом?

— Мы познакомились несколько лет назад в Гластонбери, — Доктор улыбнулся, предавшись воспоминаниям. Затем нахмурился. — Я, правда, с тех пор довольно сильно изменился. Не думаю, что он бы меня узнал.

Нисса понимающе улыбнулась: этот факт не удержал Доктора от посещения. Он наверняка придумал бы какое-нибудь объяснение своей изменившейся внешности.

С сожалением на лице женщина кивнула.

— Гластонбери, — с желчью сказала она. — Да. В молодости он прожигал время там.

— Ну, я бы так не сказал, — возразил Доктор. — Он был запутавшимся молодым человеком, на котором лежал большой груз ответственности, — он обвёл взглядом холодные лица строго глядевших на него прошлых поколений Госторпов. — От него столько всего ожидали. Я сказал ему, что ему не стоит быть связанным традицией, что у него есть право взять свою судьбу в свои руки. Жизнь для того чтобы жить, а не для того, чтобы держаться за прошлое.

Женщина ничего не сказала; она подняла взгляд на портрет Дэвида Госторпа, эмоции на её лице не читались.

— Что же, — вежливо сказал Доктор, когда молчание затянулось и стало ясно, что разговор окончен. — Приятно было с вами поговорить. Пойдём, Нисса.

Они пошли дальше, а женщина осталась стоять, такая же молчаливая и неподвижная, как портреты на стенах.

— Риэ́ннон! Сколько раз тебе говорить, ничего не трогай!

— Почему? — Риэ́ннон с тоскливым видом посмотрела из-под тёмных кудряшек на маму, продолжая при этом тыкать пальцем в древний стул, вышитая обивка которого и без того уже была сильно потёртой.

— Потому что я так сказала, вот почему. Перестань и всё, ясно? — раздражённо велела Беверли Коуп. — Вы меня сегодня уже достали. Нил, скажи ей, чтобы перестала!

— Что?

— Скажи ей!

— Слушайся маму, а то получишь, — сказал Нил Коуп, и по его усталому голосу чувствовалось, что если его довести, то он подтвердит слова делом.

Риэ́ннон надула губы, взвесила шансы того, что отец выполнит свою угрозу, и помчалась через Официальную Столовую в Салон, догонять брата.

— Ты сама виновата, Бев, — сказал Нил. — Ты понятия не имеешь, как с детьми обращаться. Ты позволяешь им тебе на голову садиться.

— Да? А чего это вдруг я во всё виновата? Они и твои дети, ты что, забыл?

— Ну, я же на работе всё время. Некогда мне делать за тебя твои обязанности.

— Я тоже работаю! — возмущалась Беверли.

— На полставки, — надменно ухмыльнулся Нил.

— Я должна по двадцать часов в неделю работать в супермаркете, а потом ещё дом убирать и детьми заниматься!

— И что? Ипотеку-то мы моей зарплатой оплачиваем, разве не так?

— Да, а на мою зарплату покупаем еду, а также пиво тебе и сигареты.

— Я, что ли, виноват, что проценты по кредитам выросли?