Р. Эйнбоу - Экипаж Большого Друга Страница 32

Во время речи мы сидели чинно, молча, не переглядываясь. Меня просто распирало от вопросов. Главный из них — как такое может быть? Цивилизация, имеющая космический флот, путешествующая по галактике, как мы по родной планете, и вдруг бог, религия, как основа! Какой бог? Где он? Что тут творится?

Димка решился вклиниться в плавное течение речи серва:

— А вы понимаете, что из-за вашего ока у нас на планете начнётся кризис, который погубит цивилизацию?

— Нет, не погубит. Мы готовы придти на помощь. Мы пытались связаться с вашими руководителями, но нас игнорировали. Наши эмиссары захвачены и содержатся под стражей.

— Подозреваю, в психушках. Э… в клиниках для душевнобольных, — Круглый решил начать диалог, монолог Садиша ему надоел.

Я тоже почувствовал раздражение. Мировоззрение сервов интересовало меня постольку поскольку, объяснения пока сводились к тому, что богу не понравился Проект. И так понятно — кому-то мы не понравились. А с другой стороны, может быть, все, что говорит Садиш — всего лишь интерпретация реального положения вещей? Хорошо, набёрёмся терпения.

Шааяссянин (или правильно — шааяссянец?), немного подумав, задал вопрос:

— Вы, уважаемый Дмитрий, считаете, их приняли за безумцев? Неожиданно.

— Довольно распространенный у нас вид сумасшествия. Так значит, вы, потерпев поражение с официальными каналами, решили действовать через нас? — спросил я, чувствуя нелогичность предположения.

— Нет. Таково прямое указание господа. Сначала наши учёные обнаружили в вашей звёздной системе специфические колебания вакуума. Для получения точной информации мы отправили экспедицию и несказанно удивились, обнаружив вас — людей. Последовали безуспешные попытки установить контакт. Потом появилось око, а я, как командующий Звездного флота, получил приказ доставить вас на Шааясс.

Мирон оживился:

— Колебания? Какие?

— Свойственные системам мгновенного транспорта. У нас постоянный мониторинг таких явлений.

— Ага, — Герке о чем-то задумался.

Садиш получил сообщение, сказал умиротвренно, когда шипящий голос в динамике умолк:

— Ваш корабль стартовал. Он заслуживает всяческих восторгов, но нам тоже пора. Предлагаю пройти в пассажирский отсек, старт через двадцать минут… — компьютер-переводчик пожужжал и добавил: — Бог даст.

Снова лифт, снова коридор, правда, немного короче первого. Пассажирский отсек — два десятка кресел, не мог похвастаться изысками по части дизайна. Зато сидеть было удобно, я даже обрадовался, потому как весь разговор пришлось провести в напряженной позе на краю «дивана». Не мог же я развалиться, в то время как хозяин стоял.

Когда мы остались одни, разговор пошёл, конечно, о странностях. Алёна как будто прочитала мои мысли:

— В таком контексте слово бог можно встретить, разве что в Библии.

— Или у тех же психов, — Димка почесал нос, так и не ставший похожим на боксёрский. — Только вот, не похожи они на психов. Короче, понимать что-либо отказываюсь до поступления дополнительной информации.

— Ага, её тебе на блюдечке принесут, — Иван подал голос из глубин своего кресла.

— Именно так, Иван Константинович. Иначе как они меня, старого атеиста, в свою веру смогут обратить? Только предоставив точное и исчерпывающее досье на кандидата в мои заступники.

— Круглый! Нас наверняка слушают, а ты богохульствуешь, — сделал я замечание, про себя радуясь Димкиному боевому настрою.

— Я начал привыкать жить под колпаком. Сначала Проект, теперь вот братаны по разуму. Плевать.

Тут раздался предупредительный сигнал, очень похожий на автомобильный гудок, и корабль ушёл в прыжок. Да уж! Я горжусь Большим Другом и людьми, что построили его. Мне показалось, что я взорвался или, что точнее будет, просочился через сито. Боль мгновенная, но почти непереносимая. Никто из нас не успел вскрикнуть или даже вздрогнуть, но побледнели все, как один. Как же они летают-то, чёрт побери? Страшно неудобно.

Я ожидал, что до следующего прыжка мы ещё успеем пообщаться с командором, но через пятнадцать минут, не больше, прозвучал тот же сигнал, и нас снова протиснули сквозь мелкую сеточку. Потом ещё, и ещё.

После третьего прыжка мы использовали болеутоляющее, нашлось в рюкзаках кое-что из арсенала «боевой химии», но результат оказался нулевым. Если я не сбился со счёта, то мы прыгнули десять раз подряд. К концу марафона даже Иван, самый из нас закалённый, выглядел как после продолжительного запоя. Лица отдавали синевой, временами бросало то в жар, то в холод. Диагност у меня на рукаве рекомендовал препарат номер пять и сон. Положив таблетку под язык, я подошел к Алёне, она посмотрела на меня и попыталась улыбнуться:

— Дорогой, здесь ужасные дороги, я, кажется, помяла шляпку.

Я достал из её рюкзака аптечку, протянул таблетку:

— Вот прими, глотать не надо, хоть и дрянь на вкус.

Димка заорал дурным голосом:

— Командор! У вас на корабле есть рассол?

— Нет, Дим, не быть тебе дипломатом… — бледная улыбка показалась на лице Мирона.

— Что такое рассол? — голос Садиша послышался откуда-то из-за спинок кресел. — Мы успешно финишировали в окрестностях базы поддержки. Небольшое недомогание скоро пройдёт, рекомендую оставаться в креслах.

«Небольшое» недомогание действительно сгинуло, не то таблетки помогли, не то по природе своей кратковременно. Последовавшие вслед за первым, переходы не причиняли таких неудобств, Круглый даже приспособился спать во время прыжков. Жаловался, правда, что после болит голова.

Для жилья нам предоставили вполне комфортабельные каюты, питались мы пока что сухими пайками из снаряжения «Тунгусов», но постепенно вводили в рацион и шааянскую пищу. Оказалась она, на мой взгляд, пресной и очень уж низкокалорийной, зато аллергических реакций ни у кого из нас не вызвала, чего мы опасались поначалу. Своей же нам могло хватить, максимум, на месяц.

Беседы с Садишем не принесли нам почти никакой новой информации, кроме той, что мы получили в первый день. Так, разные мелочи, достойные, возможно, внимания антропологов или, ежели такая наука появится в будущем, ксеноискусствоведов.

Трое суток, заявленные ранее, истекли, но Шааясс так и не появился «на горизонте». В очередной раз командор посетил нашу компанию, когда мы, сидя в пассажирском отсеке, в очередной раз безуспешно пытались разобраться в ситуации. Выглядел он озабоченным и, кажется, даже нервничал.

На вопросы он отвечал коротко, не вдаваясь в подробности, как обычно. За любовь к мелочному описательству Алёна как-то назвала его старым педантом. Садиш действительно стар, по нашим меркам, ему шёл девяносто восьмой год, но на Шааяссе живут долго. Собираясь уходить, он объяснил причину задержки: