Максим Крючков - Клянусь победить врага Страница 31

Дюймовочка продолжала хлопать ресничками.

Из коридора через открытую дверь донесся знакомый голос.

— Коля! Подожди! Мы не договорили!

Соколов ткнул пальцем в первую попавшуюся кнопку. Дверь с легким шипением закрылась, в кабине на пару секунд потемнело. А потом его с силой вдавило в кресло. Снова потемнело — на этот раз надолго.

Луг в желтых кляксах одуванчиков. Маленький Коля вырывается из маминых рук, бежит, спотыкаясь, по траве. Падает, валится носом в пахучую зелень. Саднит разбитая коленка, из носа капает кровь — но Коля не плачет, чтобы мама не ругала.

— Вставай! — Чья-то рука трясет за плечо. Это не мама. Голос мужской, знакомый.

— Нет… — простонал Соколов, поднимая лицо из влажной земли. — Генрих!..

— Я-то Генрих, — отозвался тот. — А ты — дурак. Зачем в челнок влез? После первой бессмысленной команды тебя катапультировали как чужеродное тело. Туда, откуда ты взялся.

Соколов протер глаза, огляделся. Поле с пригорками. Лес. Край белорусской деревни. Повсюду воронки и ямы. Окопы. Очень знакомые окопы.

— Гармонист! — вскрикнул он и соскочил в овражек, который когда-то прятался за высокой травой. В окопе было пусто, если не считать груды осколков и отстрелянных гильз.

Хруст подмерзшей земли под сапогами. Сзади подошел Генрих, молча встал рядом.

— Генрих… — прошептал Соколов. — Я и правда не полечу с тобой. Хотел бы, но не могу. Лучше сразу убей.

— Ты предпочтешь смерть? — Генрих резко повернул голову к нему.

— Я не дезертир. На мою страну напали. Понимаешь?

— Понимаю. За последние дни особенно много понял. — Генрих помолчал, подкидывая носком сапога камешек. — Пойми и ты меня. Я тоже… не дезертир.

Соколов присел на корточки, шумно выдохнул.

— Что делать-то будем?

— Кто из нас Гений? Придумай что-нибудь.

Соколов усмехнулся горькой шутке, но, покосившись на Генриха, понял: тот совершенно серьезен.

Уже к середине войны по Красной Армии стали ходить легенды о двух друзьях-пехотинцах. Будто бы они десятки раз выбирались из окружения и спасали по полроты прямо из-под носа фашистов. Будто бы на одном из них все ранения заживают за ночь, а второго и вовсе пули не берут. Будто бы командиры, зная их смекалку и смелость, дают невозможные боевые задания — а они справляются!

Девятого мая сорок пятого года Николай Соколов и Генрих Потоцкий встретили с однополчанами на подступах к Берлину. А наутро просто пропали, будто испарились. Во всяком случае, на Земле их больше никто не видел.

Komandor

Враг не для всех

http://zhurnal.lib.ru/d/drakken/

Какое же странное чувство…его нельзя даже толком передать. Обида? Горечь? Боль? Пустота? Да, не смотря на всю дикую смесь бушующих во мне чувств, больше всего подходит именно пустота…

Вж-ж-ж-ж — жужжит прикреплённая к кисти манипулятора инженерной машины, дисковая циркулярная пила…

Вз-з-з-з-з — противный визг разрезаемой ею стали, должен бить по ушам. Однако, вопреки всему, я его не слышу…

Передо мной встаёт её лицо — такое родное и знакомое. Будто, и не видел его уже столько времени. Она грустно улыбается, глядя куда-то за мою спину, — словно, опасаясь смотреть мне в глаза, — и говорит: «Не переживай, всё образуется…».

Хотя, её глаза…эти прекрасные изумрудные глазки наполняются обречённостью и бессилием.

«Всё будет хорошо, вот увидишь…» — теперь к ним прибавляется ещё и обман. Тяжёлый, вымученный, а потому, ещё более страшный и жестокий.

Вз-з-з-зиньн! — визг пилы резко обрывается — раскалённый докрасна диск замедляет вращение. Разрезанная броня машины распадается на части, открывая моему взгляду недвижимые тела. Три трупа — водитель, оператор и механик. Первый так и остался в своём кресле — ремни безопасности не дали бедняге вылететь внутрь салона…но они же и не дали ему спастись. Более того — через весь затылок человека шла бордовая полоса. Русые волосы на ней потемнели и слиплись, а приподнятый ворот куртки пропитался кровью и теперь нелепо топорщился. Видимо, диск пилы в какой-то момент прошёл сквозь обшивку и вспорол водителю голову. Оставалось только надеяться, что к этому времени он был уже мёртв.

Механик и оператор валялись в хвостовой части машины. Обследовав их тела, я прихожу к выводу, что уж они то, точно погибли при попадании снаряда в это нелепое устройство. Больше ничего особого обнаружить в машине мне не удаётся…

Я смотрю на индикатор зарядки реактора — «пятьдесят три процента». Этого хватит ещё на пять часов бесперебойной работы. А, потому, лишь тяжело вздыхаю — совершенно не хочется ничего делать. Паршивое настроение и внезапно нахлынувшие воспоминания уничтожили всё на корню. Пожалуй, единственное желание, которое у меня сейчас возникает — это вернуться в серую от грязи казарму и завалиться на кровать с порядковым номером «семьдесят восемь». Зарыться лицом в подушку и превратиться в этот, до смерти врезавшийся в память, номер, слиться с таким понятным существованием простого и естественного набора цифр и обезличиться. Раствориться в привычном наборе вещей — без душевных терзаний, ненужных угрызений, бессмысленного существования…

Но, вместо этого, вижу внимательно наблюдающего за мной лейтенанта, сидящего внутри БПМ* с откинутым люком на башне, а потому, сразу же бегу к следующей поверженной машине противника. Как и всякий житель третьего сектора, этот беспринципный ублюдок просто жаждет выслужиться хотя бы до второго, а потому таким как мы, ему на глаза лучше не попадаться. И уж если такое вдруг произошло, стараться ничем не провоцировать.

Лейтенант провожает меня долгим, подозрительным взглядом, однако, я уже не даю ему никакого повода для ненужных сомнений — включаю пилу и вгоняю набравший обороты круг в наименее защищённую часть машины.

Вж-ж-ж-ж — уже привычно жужжит пила…

Вз-з-з-з-з — противный визг пилы и скрежет металла должны бить по ушам, однако, я их просто не слышу…

«Всё будет хорошо, слышишь? Ну, кивни…пожалуйста…»

Я удручённо киваю. И продолжаю пилить уже опостылевшую, покрытую пеплом и копотью, броню. У лантийцев, конечно, вся техника, вкупе с компьютерами и системами жизнеобеспечения полное дерьмо — даже против наших разработок пятидесятилетней давности порой пасуют. Но, вот, что касается самого воплощения — с ними мало кто может сравниться. Вот и получается, что при одном точном попадании, их машины уже выходят из строя, однако же, благодаря качественному исполнению, у экипажа остаются довольно высокие шансы на спасение…в идеале, конечно. Почему только в идеале? Да потому что, как мы помним — вся техника лантийцев, вкупе с компьютерами и системами жизнеобеспечения — полное дерьмо…