Фриц Лейбер - Большое время [= Необъятное время] Страница 31

Заставьте ее говорить».

Да, я знала, что мне нужно что-то сделать, а здесь, лежа на полу, я могла делать только одно: думать, думать напряженно и на больших оборотах о чем-либо другом. Эта скульптура из шариков, которую Эрих пытался расколоть, лежала в футе от моего носа. В том месте, где она шмякнулась об пол, осталось немного белого порошка. Я протянула руку и прикоснулась к нему; он был очень мелкий и твердый, как толченое стекло. Я перевернула скульптуру: на той ее части, которой она ударилась об пол, ничего не было повреждено, она даже не потускнела; серые шары все так же празднично сверкали. Я поняла, что порошок – это алмазная пыль, выкрошенная из мозаичного пола чем-то еще более твердым.

Мне стало ясно, что эта скульптура была чем-то необычна, и, быть может, у Дока была какая-то стоящая мысль в его проспиртованных мозгах, когда он совал нам эту штуку и пытался что-то сказать. Он ничего тогда так и не сказал, но ведь он же говорил раньше, когда собирался объяснить нам, что делать с бомбой, и может быть, все это как-то было связано.

Я изо всех сил скрутила свою память и отпустила ее раскручиваться назад, и получила «Инверш… яш-ш-ч…» Яшчерица! Все-то им, выпивохам чертовым, ящерицы мерещатся, то простые, то инвертированные.

И я снова стала раскурочивать свою память и наконец вышла на «перч-ш-ш…» и тут я так глубоко вздохнула, что чуть не чихнула от алмазной пыли. Я увидела, как разрозненные кусочки начинают складываться в цельную картинку у меня в голове, будто я смотрю ускоренное кино.

Это все началось с той черной гусарской перчатки на правую руку, что Лили преподнесла Брюсу. Только она ну никак не могла найти ее на Складе, потому что мы там после обыскали каждую мышиную норку, и там не было вообще никаких перчаток, в том числе и той, лишней левой. Дальше. Началось все с того, что у Брюса было две перчатки на левую руку, а мы облазили всю Станцию с зубочисткой, и валялись только две черных перчатки на полу там, где Брюс смахнул их со стойки бара – только эти две: левая, которую Брюс принес с собой и правая, которую ему преподнесла Лили.

Так что левая перчатка исчезла – последний раз, когда я ее видела, Лили положила ее на поднос – а правая перчатка появилась. Что могло произойти в одном только случае: Лили превратила левую перчатку в идентичную ей правую. Она не могла бы этого сделать, просто вывернув наизнанку, потому что подкладка отличается от верха.

Но я же до омерзения точно знаю, как это можно выворачивать вещи наизнанку необычным способом, и не только вещи, но и человека. Нужно просто положить этот предмет на Инвертор в хирургическом кабинете и переключить его в положение «полная инверсия».

А еще можно переключатель поставить в положение «частичная инверсия», и ты получишь прекрасное трехмерное зеркальное отражение исходного предмета, то есть именно то, чем правая перчатка является относительно левой. Умники называют это вращением в четырех измерениях; я слышала, что оно используется в хирургии для весьма асимметричных марсиан, или даже для того, чтобы сотворить безупречную правую руку человеку, у которого ее отняли, превращая ампутированную правую в ампутированную левую.

Вообще-то в хирургическом кабинете делают инверсию только живым существам и не приходит в голову, что то же можно проделать и с неодушевленным предметом, особенно на такой Станции, где Док – пропойца, а в кабинет никто не заходил уже сотню снов.

Но если вы вот только что влюбились, вы думаете о прекрасных глупостях, которые можно сделать для людей. Опьяненная любовью, Лили отнесла лишнюю левую перчатку Брюса в Хирургию, частично инвертировала ее, и, получив правую, отдала ее Брюсу.

То, что Док пытался выразить своим «Инверш… яш-ш-ч…» означало «Инвертируйте ящик», то есть что мы должны подвргнуть бронзовый сундук полной инверсии, чтобы добраться до бомбы и обезвредить ее. Кроме того, у Дока была идея насчет того трюка, который Лили выкинула с перчаткой. Не могу себе представить, каким образом будет выглядеть вывернутая наизнанку тактическая атомная бомба, да мне и не очень хотелось бы это увидеть. Но похоже, придется.

Но ускоренная кинолента тем временем все крутилась у меня в голове.

Потом Лили, так же, как и я, решила, что призыв ее любовника к мятежу не получит должного отклика, если она не обеспечит ему действительно внимательных слушателей и, может быть, именно тогда она начала воображать, как она сплетет гнездышко для брюсовых цыплят и… и все прочее, чему мы ненадолго поверили. Так что она взяла Главный Хранитель, вспомнила о своей перчатке и, не прошло и нескольких секунд, как она поставила на полку в Галерее Искусств предмет, которым никто и не подумал бы интересоваться кроме человека, который помнил эту Галерею всю наизусть.

Я посмотрела на абстрактную скульптуру в футе от моего носа, на это нагромождение серых шаров размером с мяч для гольфа. Я знала, что внутренность Хранителя состоит из чрезвычайно плотных, чрезвычайно твердых гигантских молекул, но я и не подозревала, что они НАСТОЛЬКО большие.

Я сказала себе: «Грета, похоже, что ты на этом совсем свихнешься, но заниматься всем этим придется именно тебе, потому что никто не будет вслушиваться в твои дедукции, когда они все живут уже практически в отрицательном времени».

Я спокойно встала, как будто вылезала из постели, в которой меня не должно было быть – есть некоторые вещи, которые и у Развлекателей неплохо получаются – а Каби в это время как раз говорила «…ты сойдешь с ума, не успеет твое сердце отстучать пятидесяти ударов». Все стояли, уставившись на Лили. Сид вроде бы пошевелился, но у меня не было времени на него; я только надеялась, что он не сделает ничего, что привлекло бы внимание ко мне.

Выскользнув из туфель, я быстро направилась в Хирургию – у этого твердого пола только одно достоинство, что он не скрипит. Прошла через экран кабинета – будто сквозь стенку непрозрачного, лишенного запаха сигаретного дыма – и сконцентрировалась на том, чтобы вспомнить свое, закончившееся полным конфузом, обучение профессии медсестры. Не успела я еще удариться в панику, как скульптура уже лежала на сверкающем столе Инвертора.

Найдя нужный переключатель, на мгновение я замерла, пытаясь вспомнить, чем же меня так обеспокоило, что вывернутый наизнанку мозг становится больше и что у него нет глаз. И то ли в тот момент, когда я погрузилась с головой в свои кошмары, то ли когда я прощалась с остатками своего душевного здоровья, но я все-таки повернула выключатель до отказа и передо мной очутился Главный Хранитель, уютно подмигивающий голубым глазком, примерно три раза каждую секунду.