Скитальцы - Хао Цзинфан Страница 31

– Это ваши подруги? – спросил он, указав на девушек, стоявших впереди.

– На самом деле, соседки.

– Скажите, а марсиане часто переезжают и меняют адреса?

– Почти никогда.

– Значит, вы уже давно соседи.

– Если бы я не уезжала, было бы восемнадцать лет.

– Значит, вы наверняка друг друга хорошо знаете.

– Знали бы, если бы я не уезжала.

– Но вы уехали, поэтому…

Люинь прямо на его вопрос не ответила. Она указала на рыжеволосую девушку.

– Джиэль мечтает стать дизайнером. Хочет создать самое красивое подвенечное платье в мире. – Затем Люинь указала на девушку в голубом костюме, которая всё это время молчала. – А Бренда мечтает стать поэтом. Хочет стать классиком, чтобы о ней помнили, как о лорде Байроне.

– А вы?

– Я хотела стать ботаником. Великим. Таким, который открывает разные тайны, скрытые за лепестками и красками цветов.

– Правда?

Эко улыбнулся, сам не зная почему. Может быть, потому что Люинь выглядела так серьезно, а может быть, потому что все эти мечты были такими солидными. Ему хотелось поговорить с Люинь о ее детстве, а не перегружать камеру глупой болтовней. Эко надеялся, что он выглядел обычным человеком, пытающимся вести беседу, а не репортером, явившимся к Люинь с определенной программой в голове.

Некоторое время Люинь молчала. Она взяла со стойки яблоко и стала его жевать. Эко взял себе шоколадный напиток. Они подошли к пункту проверки, позволили устройству сканировать ладони для оплаты покупок и направились к небольшому столику без стульев у стены. Спутники Люинь стояли неподалеку. Люинь помахала им рукой.

– А теперь какая у вас великая мечта? – спросил Эко, стараясь говорить легко и весело.

– У меня нет великих мечтаний.

– Но разве вы не хотите стать великой танцовщицей? Звездой?

– Нет.

– Почему? Здесь у вас для этого просто идеальные условия.

– Идеальные?

– У вас стабильная жизнь. Вам не нужно переживать о том, чтобы найти рынок или спонсоров. Есть место для занятий. И мастерская наверняка есть.

Люинь промолчала. Эко ждал, но она не произнесла ни слова. Он смотрел на девушку и видел, что она в отчаянии. Это было именно отчаяние, а не рассеянность, не нежелание продолжать разговор. В ее молчании чувствовалась подавленность. Она словно бы чувствовала себя ужасно, но всеми силами старалась не проронить ни звука. Эко не понял, когда именно так изменилось ее настроение. Всего минуту назад Люинь выглядела спокойно.

– Что случилось? – спросил он. – Простите, если я чем-то вас задел.

– Нет-нет, вы ничего такого не сказали, – с каменным выражением лица ответила Люинь. – Здесь действительно всё идеально.

– Что вы имеете в виду?

– Я не имею в виду ничего.

– Вам кажется… что здесь не так уж хорошо?

Люинь посмотрела на Эко. Ее глаза блестели.

– Дело не в том, хорошо ли здесь, а в том, что ты не можешь думать, что тут нехорошо. Понимаете?

Эко так удивился, что не знал, что ответить. Глаза Люинь были полны печали – а он не мог понять почему. Задержав на нем взгляд на пару секунд, Люинь извинилась и ушла. Даже не попрощалась с подругами и мальчиками. Они все стали ее окликать, но она не обернулась. Девушки и мальчики обернулись и уставились на Эко.

Эко понял, что Люинь не хотела, чтобы другие заметили, как она расстроилась, однако сам он был обескуражен точно так же, как и спутники Люинь.

У него пропал всякий интерес к Экспоцентру. Прогулявшись по Большому Залу и сделав несколько дежурных панорамных снимков, он ушел.

Всемирная ярмарка здесь сильно отличалась от подобных выставок на Земле. Вместо притягивающих взгляд стендов, ярких баннеров и мигающих лампочек продукция, доставленная с Земли, была аккуратно размещена внутри выставочных витрин, сопровожденных табличками с кратким описанием и объяснениями. Общее ощущение было ближе к тому, какое испытываешь в музее. Делегация с Земли доставила на Марс также «американские горки» и имитаторы экстремальных видов спорта, но места для установки всего этого не хватило. Кроме того, земляне привезли уйму рекламного оборудования и были готовы соответствовать любому сценарию работы марсианской пропаганды. Всех искренне смутило то, что никакой пропаганды здесь вообще не оказалось.

Высокая, величественная сцена была пока смонтирована только частично. Не хватало места, поэтому сцена сейчас напоминала великана, присевшего на корточки. Ковер-дисплей высокого разрешения был раскатан только наполовину. Это вызывало обескураженность. Рекламные постеры занимали целую стену, но они были настолько велики, что создавалось впечатление, что стена заполнена ликами чудовищ. Всё выглядело несуразно, не к месту, а потому не нравилось ни марсианам, ни землянам.

Хранилище досье

Когда Люинь и Чанья сели рядом на вершине наблюдательной вышки, на небе высыпали звезды. Они были такими яркими, что смотреть на них было больно. Млечный Путь пересекал небо слева направо, словно дугообразная балка величественного купола. С наблюдательной вышки был виден почти весь ярко освещенный Марс-Сити, и подруги словно бы повисли между двумя звездными морями. Одно море наверху, другое внизу, а под ногами у девушек – только металлические ступени наблюдательной вышки. Обеим казалось, что они далеко от дома.

– Сначала я ухватилась за самое простое объяснение. Может быть, дедушка подумал, что путешествие на Землю станет прекрасной возможностью для обучения, и он воспользовался данной ему властью, чтобы дать мне этот шанс.

– Прекрасной возможностью для обучения? – переспросила Чанья и посмотрела на подругу с усмешкой. – Будь я консулом, я бы прежде всего позаботилась о том, чтобы моя внучка держалась подальше от группы «Меркурий».

Чанья была гимнасткой. Они с Люинь были единственными девушками-спортсменками в составе ансамбля. Чанья понимала, через какую боль Люинь довелось пройти на Земле.

Люинь покачала головой:

– Но ведь это возможно, правда? Наверняка комиссия не знала, как это будет тяжело, и, может быть, они понадеялись на то, что я действительно обучусь чему-то полезному.

– Надеюсь, что так, – тихо отозвалась Чанья.

Чанья никогда не боялась, следуя логике, приходить к холодным, бессердечным выводам, а Люинь была не такая. Нет, не то чтобы она не думала о пугающих вероятностях. Она попросту не хотела о них думать. Почему – этого она не знала. Просто такая уж она была. Она понимала, что это ее слабая черта – то, что она подсознательно избегала определенных фактов. Ей была ненавистна мысль о том, что она представляет собой ходячий эксперимент, экземпляр. Ей недоставало силы воли Чаньи, чтобы принять правду.

– Но когда вспомнила ту запись… больше я так думать не смогла. Даже если организаторы этого полета не