Журнал «Если» - «Если», 1999 № 04 Страница 30

И почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Чудовище оказалось выше горных хребтов и заполнило собой половину неба. Несмотря на яркое сияние, Шарра поняла, что оно темнее глубочайше го мрака. Страшилище отдаленно напоминало человека, одетого длинный плащ с капюшоном, тьма под ним казалась чернее само пустоты. Лишь тихое дыхание Ларена, биение ее собственного сердца, далекие рыдания птиц… В голове Шарры зазвучал демонический хохот.

Мерзкая тварь взирала на нее сверху вниз, и Шарра ощутила как ее душу наполняет холодный мрак. Застыв на месте, она не могла отвести взгляда от диковинного существа, которое тоже замерло. Потом чудовище повернулось, медленно подняло руку, и рядом возник крошечный человечек с огненными глазами; он отчаянно кричал и звал Шарру.

Она вскрикнула и отвернулась. А в следующее мгновение окно исчезло. Осталась лишь стена, грубый надежный камень, ряд горящих факелов и Ларен, обнимающий ее своими сильными руками.

— Всего лишь мираж, — негромко проговорил он, крепко, прижал к себе девушку и погладил ее волосы. — Я часто испытывал себя по ночам, — задумчиво продолжал он. — Но в том нет никакой нужды. Они приходят по очереди, чтобы поглазеть на меня. Каждый из Семерых. Я много раз видел их черные силуэты на фоне чистого темного неба. Они мучают тех, кого я любил. Я больше не выхожу после наступления темноты. Остаюсь внутри замка и пою, мои окна сделаны из ночного камня.

— Я чувствую себя оскверненной, — все еще дрожа, пробормотала Шарра.

— Пойдем, — сказал Ларен, — наверху есть горячая вода, и ты смоешь холод, а потом я для тебя спою. — Он взял ее за руку и повел в башню.

Шарра приняла горячую ванну, а Ларен настраивал свой инструмент у нее в спальне. Когда она вернулась, завернутая с ног до головы в огромную мохнатую простыню, Ларен уже ждал ее. Шарра уселась на кровать и стала вытирать волосы.

А Ларен преподнес ей видение.

На сей раз он спел ей о другом сне, в котором был богом и врагом Семерых. Могучий мотив, прерываемый молниями и волнами страха, лучи света сливаются, чтобы образовать алое поле битвы, на котором ослепительно белый Ларен сражается с тенями и чудовищами из кошмаров. Их семеро, они окружили его плотным кольцом, со всех сторон атакуя копьями абсолютного мрака. Ларен отвечал им огнем и бурей. Но в конце концов они его одолели, сияние померкло, песня снова зазвучала тихо и печально, видение стало расплывчатым по мере того, как медленно потекли бесконечные столетия.

Не успели смолкнуть последние звуки и погаснуть сполохи разноцветного пламени, как Ларен начал другую балладу, слова которой, очевидно, знал не так твердо. Его тонкие пальцы не раз замирали над струнами, порой возвращаясь к только что прозвучавшим аккордам, а голос неуверенно дрожал, ведь он сочинял новую песню, посвятив ее Шарре. Он поведал о горячей любви и нескончаемых поисках, о мирах, сменяющих друг друга, темной короне и затаившихся в укромных уголках стражах, что ведут войну при помощи острых когтей, обмана и коварства. Он принял каждое слово, произнесенное Шаррой, и использовал его, а потом изменил по-своему. В спальне, где они сидели, рождались красочные картины, на которых обжигающее белое солнце полыхало на дне вечного океана, откуда вырывались шипящие облака пара, и люди древнее самого времени зажигали радуги, стараясь разогнать мрак. А еще Ларен пел о Кайдаре, ему удалось понять, ухватить истинную суть возлюбленного Шарры, вернуть ей огонь, горевший в его глазах, разбудить самые сокровенные воспоминания. Он помог ей снова поверить в то, что она сумеет его отыскать.

Однако музыка смолкла, и в воздухе повис вопрос, который рассыпался множеством осколков многоголосого эха. Оба, Ларен и Шарра, ждали продолжения, и оба знали, что его нет. Пока нет.

Шарра плакала.

— Вот и моя пришла очередь, Ларен, — сквозь слезы прошептала она, а потом добавила: — Благодарю тебя. Ты вернул мне Кайдара.

— Я всего лишь спел песню, — пожав плечами, ответил он. — Прошло немало времени с тех пор, как я сочинял песни.

И снова он оставил ее, легко прикоснувшись пальцами к щеке, а она еще несколько минут стояла, кутаясь в теплую мохнатую простыню. Затем Шарра закрыла дверь на засов и задула все свечи превратив свет в мрак. Она забралась в постель, но еще долго не могла заснуть.

Когда Шарра открыла глаза, сама не зная, почему, стояла глубокая ночь. Она лежала, не шевелясь, и тихонько оглядывала комнату. Ничего. Совсем ничего. Или?..

И тут она его увидела, он сидел в кресле, в углу спальни, положив подбородок на сцепленные пальцы — как и тогда, в первый раз. Его невероятные глаза были широко раскрыты и черны в комнате, наполненной ночью. Он не шевелился.

— Ларен? — тихонько позвала Шарра, еще не до конца уверенная в том, что видит именно его.

— Да, — ответил он, не меняя позы. — Прошлой ночью я тоже за тобой наблюдал, когда ты спала. Я провел в одиночестве так долго, что ты и представить себе не можешь, очень скоро ты меня покинешь. Даже во сне ты для меня чудо.

— О, Ларен, — прошептала Шарра.

Одно короткое мгновение в спальне царила тишина, словно ошни пытались понять, оценить происходящее, рассказать друг другу без слов, что чувствуют. А потом Ларен поцеловал ее.

Оба видели, как приходят и рассыпаются в прах столетия. Месяц, минута — какая разница?

Они проводили вместе все дни напролет, а вечерами Ларен пел свои баллады, и Шарра слушала его. Они разговаривали в сгущающихся вечерних сумерках, а днем купались в озерах с хрустальной водой, в которой отражались пурпурные лучи солнца.

Но вот месяц подошел к концу. В последний вечер, в сумерках они отправились на прогулку в окутанный тенями лес, где Ларен впервые увидел Шарру.

За этот месяц Ларен научился смеяться, сейчас же его снова охватила грусть. Он медленно шел рядом с Шаррой, крепко сжимая ее ладонь, а его настроение было еще более серым, чем ткань шелковой рубашки, облегавшей его грудь. Наконец они оказались на берегу ручья; Ларен уселся на траву, робко притянув к себе Шарру. Они сняли обувь и опустили ноги в прохладную мягкую воду. Вечер был на удивление теплым, дул легкий, шаловливый ветерок, из далека доносились жалобные стоны птиц.

— Месяц, который я просил, истек, — сказал Ларен, не выпуская руки Шарры и не поднимая глаз.

— Да, — согласилась она, и ее тоже коснулась печаль.

— Мне кажется, я забыл все слова, Шарра, — проговорил Ларен. — Если бы я смог создать для тебя видение о мире, когда-то пустом и безжизненном, о мире, в котором вдруг появились ты, и мы, и наши дети. В моем королевстве достаточно красоты, чудес и тайн — только их некому увидеть и оценить. Я могу предложить тебе все, чем владею. Да, здесь злые ночи, но ведь людям и раньше приходилось сталкиваться со злом, в других мирах и в другие времена. Я бы любил тебя, Шарра, как сильно я бы тебя любил! И постарался бы сделать счастливой.