Млечный Путь, 21 век, No 2(51), 2025 - Владимир Анатольевич Моисеев Страница 30

чтобы не разбудить братьев, поэтому я стараюсь плакать беззвучно. Потом ползу к своей кровати. Кукла на одеяле, смотрит на меня. Прятаться ей больше не нужно, родителей же нет. Мне хочется ударить ее, швырнуть об стенку, словно она виновата в том, что мать и отец покинули меня, но вместо этого я сажусь рядом и вытираю слезы краем одеяла.

- Ты не одна, - слышу я голос куклы у себя в голове. - Мы справимся. Ты сохранила мою жизнь, а я сохраню жизнь тебе. Помощь уже идет.

И тогда я встаю и начинаю делать то, что всегда делала по утрам моя мать. Я знаю каждое ее движение, каждый шаг, каждый жест. Я становлюсь ей, чтобы ни о чем не думать, чтобы отогнать страх.

Малыши просыпаются и по привычке садятся за стол. Их не удивляет, что все делаю я. Мать иногда уходит к утренней полынье отнести отцу завтрак, если его рыбалка затягивается. Белые головы братьев склоняются над плошками, они хихикают и дразнят друг друга. Как всегда.

- Где мать? - спрашивает, наконец, один из них.

- Они с отцом к родне ушли за продуктами, - сообщаю им ту же ложь, которую когда-то сказала мне мать про исчезновение бабушки и дедушки.

А потом меня вдруг скручивает так, что перехватывает дыхание. Мать и отец идут сейчас по мертвому снежному полю, зная, что скоро мороз скует их, и они уснут вечным сном. А мы сидим и едим завтрак. Я притворяюсь, что закашлялась, сгибаюсь над столом, чтобы они не видели моих слез. Потом не выдерживаю и бегу к кукле.

- Ты молодец, - слышу ее голос. - Держись. Ты все делаешь правильно.

Братья подходят к моей кровати, но не потому, что им жалко меня, задыхающуюся от кашля. Они увидели куклу.

- Это еще что? - шепчет один из них. - Откуда это взялось?

- Взялось, - отвечаю ему коротко. Не его дело. Мне не стыдно за куклу. Просто без толку объяснять братьям, что мне тоже нужны игрушки. Я тоже ребенок, я родилась не старушкой, которая умеет только ворчать и не соглашаться с матерью.

День проходит как в тумане. Не замечаю холода, не замечаю тепла. Не замечаю времени, не замечаю братьев. Если бы не кукла, я вышла бы на снег и пошла куда глаза глядят, следом за родителями.

- Все вернется, жизнь вернется, - шепчет мне кукла ночью. - И краски, и силы, и надежда.

- Ага, - отвечаю ей. - Скажи еще, что солнце вернется.

Кукла молчит. Молчи, молчи. Сама знаешь, что мертвая звезда несет нам только смерть и холод.

- Мы не можем так просто сдаться смерти, - кукла как будто прочитала мои мысли.

Ага, не можем. Еще как можем. Родители же сдались. Куда уж нам устоять.

- Я столько ждала своего рождения не для того, чтобы умереть, - убежденно говорит кукла. - Должен быть выход.

Я уже сплю и мне снова снится тот же сон, в котором я лечу сквозь потоки воды и пузырьки воздуха, но на сей раз в конце черного тоннеля брезжит свет.

Мне кажется, или сквозь сон до меня доносится голос куклы?

- Я приняла решение. Я отдам тебе свою силу. Только подожди еще совсем немного.

Утро приходит струйками холода, которые пробрались под одеяло. Вскакиваю, ужаленная холодом. Проспала и не подложила угля в печь. Пока вожусь с печкой, просыпаются братья, молча стоят у меня за спиной. Как же мне справиться со всем этим, когда я и проснуться-то вовремя не могу?

Громкий стук в дверь заставляет меня чуть ли не подпрыгнуть.

Меня захлёстывает такая надежда, что сердце, кажется, вырвется из груди. Родители вернулись! Все трое бросаемся в сени, сбивая друг друга с ног.

Распахиваю дверь и в утренней полутьме вижу человека. Кажется, девушку. Это не мама.

Я стою и молча сморю на нее, не в силах прийти в себя от разочарования. Она улыбается мне и кивает, и я пускаю ее в дом. Таков закон снежной пустыни - любой путник, который постучал к тебе в дверь, обязан быть принят.

Девушка оглядывает комнату, откидывает капюшон старой козьей шубы. Улыбка у нее добрая. Волосы темные. Движения быстрые, ловкие. Девушка снимает заплечный мешок, вынимает оттуда хлеб. Хлеб - редчайшая редкость в наших местах! Братья бросаются к буханке, и она без звука её им отдает. Как голодные зверки они бросаются за печку со своей добычей.

- Я слышала, вам тут помощь нужна, - говорит девушка, глядя на меня.

- Тебя родители прислали? - спрашиваю ее, не желая расставаться с надеждой.

Девушка отрицательно качает головой, и надежда умирает. У девушки странные, немного выпуклые глаза. Таких глаз я никогда не видела. Я вдруг понимаю, что девушка отличается от всех, кого я знаю. Какая-то она не такая, чужая. Глаза у нее не серые, не желтые, и не зеленые, они переливаются, как будто сделанные из отдельных маленьких частей. При бледном свете свечи кажется, что они излучают своё отдельное свечение. Я бы испугалась ее, но у нее подкупающая улыбка, не пускающая страх в мое сердце. К тому же я слишком устала от страха и горя.

- Я пришла вам помочь.

Мне и хотелось бы заявить ей "сами справимся", но я молчу, потому что я так устала за вчерашний день, что поняла - не справлюсь.

Голос у девушки теплый, в нем надежда, уверенность. Даже странно в нашем доме слышать такой голос.

- Отведу вас в свою деревню, вам там рады будут. У нас несколько семей, есть пустые дома, если сами жить захотите. У нас и дети тоже есть.

Я медленно киваю. Выбора-то у меня нет.

- У меня сани, на них можешь братьев посадить, я их повезу. А на свои сани вещи положишь, хорошо?

Я снова неохотно киваю и иду в свой угол собирать вещи. Вещей у меня мало, у братьев еще меньше, но эти вещи так приросли к своим местам, что их больно отрывать от привычных точек и углов.

- Откуда у тебя это?

Оглядываюсь и вижу, что девушка смотрит на куклу, которая так и сидит на постели со вчерашнего дня, ни от кого не скрываясь.

Странный вопрос. Откуда у детей берутся куклы?

Или она догадалась, что это не просто кукла?

А если и догадалась, она, эта чужачка, что, и вправду думает, что