Как высоко мы поднимемся в темноте - Секвойя Нагамацу Страница 29

– А по-моему, ты мне лапшу на уши вешаешь, – возразила она. – Брат у тебя богатый. У мистера Фэнга на твое место есть еще сотня придурков. А тебе, в отличие от остальных обсосов в этой гостишке, хотя бы есть куда податься.

– У тебя самой вроде сестра в Филли.

Вэл вечно вещала с апломбом девочки из маленького творческого вуза, но всегда замолкала, когда я переводил стрелки. Как-то чуть больше года назад, вскоре после приезда, она попросила меня помочь повесить картину, которую подарил ей покойный муж. Импрессионистское полотно какой-то японской художницы по имени Мики под названием «Поиски Клары» – мать и дочь копаются в грязи. Мы уже рассказали друг другу про первые разы – первый альбом, первый поцелуй, первый запомнившийся подарок на Новый год. И я решил, что теперь имею право спросить про ее мужа. Она соорудила в его честь небольшое святилище возле телевизора – несколько фото, часы, очки, а вокруг множество свечей.

– Это он тебе на какую-нибудь годовщину подарил?

– Нет, это был подарок из серии «у меня к тебе серьезно, а ты сказала, что любишь живопись».

– Видно, он славный парень был, – заметил я, когда нам удалось, наконец, повесить картину так, чтобы она не кренилась на бок. – Долго вы прожили вместе?

Тут она притихла, достала папки с делами клиентов и стала перебирать запросы от родни – лично я частенько ленился этим заниматься. Но по тому, как двигались ее глаза, ясно было, что текст она не читает.

Потом Вэл вдруг принялась за уборку.

– Прости, если я… – попытался я перекричать пылесос.

Постоял в дверях, глядя, как ее слезы капают на ковер, и вышел. Вэл потом несколько недель меня игнорировала, а я не знал, что ей сказать. Когда сталкивались в коридоре, жаловался на слабый напор воды из крана. А на континентальных завтраках, которые начальство раз в неделю устраивало в отеле, брал для нее тарелку мини-маффинов. Их быстро разбирали, а я знал, что ей они по вкусу.

– Спасибо, – бросала она, не глядя на меня.

– Да ладно. Составить тебе компанию?

– Я лучше поем у себя, – отвечала она и шла через лобби к лифту.

Только когда компания устроила нам семинар по программе лояльности, Вэл решила, что мы можем снова стать друзьями.

– Ну, типа… с возвращением в мир живых, – сказал я, когда она села рядом за обедом.

Мы съели сэндвичи с индейкой и порцию картошки фри на двоих. Потом я спросил, не хочет ли она устроить киномарафон, и она согласилась.

Эта наша с Вэл поверхностная дружба лишний раз напоминала, как близок я был к абсолютному одиночеству; наверно, поэтому я постоянно ходил с задумчивым видом, а такой человек как раз имел все шансы Вэл понравиться. Кроме нее, из коллег я общался лишь с мистером Люнгом, старшим уборщиком. Он напоминал мастера кунг-фу из фильмов семидесятых – кустистые брови, длинная узкая борода. Смотреть, как он работает, было все равно, что медитировать. Однажды я сказал ему об этом и тут же испугался, что мне попался один из тех азиатов, которые без понятия, что такое быть азиатами. Но он улыбнулся, а через пару дней попросил меня помочь ему обслужить мимо кассы одну семью из Чайнатауна.

– У нас есть биомешок, – сказал он с сильным акцентом. – Нужно сжечь. Денег нет.

Всю ночь я обдумывал просьбу мистера Люнга, понимая, что не просто помогу кому-то, но заодно утру нос мистеру Фэнгу, которому сама идея помощи нуждающимся была ненавистна. Поначалу я не хотел ничего говорить Вэл, слишком уж она правильная девочка, еще доложит про меня, но потом она увидела, как я передаю мистеру Люнгу записку, и мне пришлось посвятить ее в план. Мы решили устроить все в пятницу вечером, когда мистер Фэнг в сотый раз пойдет с женой смотреть «Травиату». Я должен был встретить у служебного входа мистера Люнга и его друга и забрать у них тела, которые они хранили в холодильниках местных ресторанов.

– Кто бы мог подумать, у Денниса все же есть сердце, – бросила Вэл в первую ночь нашей секретной миссии, натягивая костюм биологической защиты, который положено было носить стерилизаторам при работе с необработанными трупами.

А кто бы отказался помочь?

– Можем заплатить только так, – сказали подросток и его дедушка, когда я вручил им картонную урну.

Пацан вытащил телефон, перевел на мой аккаунт пятьдесят похоронных токенов, а потом вручил мне огромную сумку с продуктами. Проводив первую группу родственников, мы с Вэл и мистером Люнгом уселись за стол для бальзамирования и поужинали пельменями, которые они нам принесли.

Все люди, которых мистер Люнг стал приводить ко мне вечерами, держались очень торжественно и от души нас благодарили. Всегда спрашивали:

– Этого хватит? Простите, что не можем дать больше.

– Все нормально, – отвечал я.

Я ведь не ради денег согласился, честно говоря, я бы и бесплатно все сделал, если бы они так не настаивали. Просто так мне становилось легче на душе. Люди жгли благовония, обнимали друг друга, плакали, разглядывая фотографии умерших. Я склонял голову в знак уважения. Когда-то именно так мы реагировали на смерть. Но когда мертвых стало слишком много и близкие уже не успевали с ними попрощаться, в нас что-то сломалось. Появились криогенные компании, отели смерти, турфирмы, предлагавшие «естественный» отдых вместе с недавно ушедшим любимым. Я вспомнил, как мистер Фэнг, нанимая нас на работу, все твердил, что мы должны обслуживать гостей по высшему разряду, ни в коем случае не расстраивать их и помнить, что в первую очередь мы отель, а уж только потом похоронное бюро.

Как-то ночью я помогал мистеру Люнгу один, а после, взяв из сушилки бутылку бурбона, вылез на пожарную лестницу. Вэл уже сидела там и курила, пуская большие кольца дыма над силуэтом балерины, спроецированном на вершину Сейлсфорс Тауэр. Это была реклама Фестиваля Стойкости, который мэр учредил, чтобы поднять моральный дух города. Хотя на самом деле людям просто нужно было больше социальной поддержки – бесплатного супа, консультаций со специалистами, похорон за счет государства.

Вэл утерла слезы и передала мне самокрутку.

– Интересно, теперь, когда придумали новую схему лечения, отели смерти сохранятся? Вроде людей стали погружать в продолжительную кому. Появилась надежда. Может быть, наши дни в качестве работников