Далеко не близко - Энтони Бучер Страница 28

Джексон покачал головой.

— Харрисон допил чай в половине пятого. Анализ содержимого желудка показывает, что еда переваривалась как раз около получаса. Нет, он умер в пять часов, все так.

— Значит, у Х безупречное алиби, — повторил Фергюс. — Если только... если... — Он внезапно что-то понял и моргнул своими зелеными глазами. — О Боже... — тихо произнес он.

— Если только что? — потребовал Джексон. Ответа не последовало.

Впервые в истории лейтенант лицезрел О'Брина, потерявшего дар речи.

Мистер Партридж вел весьма приятную жизнь. Конечно, это был только переходный этап. В этот момент он был просто... Как там называется переходная стадия между коконом и полностью сформировавшимся насекомым? Личинка? Имаго? Куколка? За пределами электротехники мистер Партридж был не слишком эрудирован. Необходимо это исправить. Но оставим в покое метафоры. Скажем просто, что теперь он пребывал в переходном состоянии между тем кротким червем, каким был мистер Партридж, и Великим Харрисоном Партриджем, которого ждет триумфальное восхождение, когда умрет двоюродный дедушка Макс, а Фейт забудет про этого чертового дурачка.

В столь приятном расположении духа он даже к Агате относился спокойнее, хотя все же обосновался на постоянной основе в лаборатории. Она тоже воспряла духом от перспективы стать наследницей и наиболее точно выразила это, купив роскошный траурный наряд по кузену Стэнли — самую дорогую одежду, какую она приобрела за последние десять лет. Да и свойственная ей, когда доходило до больных мест, резкость как будто смягчилась — или просто приятная дымка, какая бывает у пьяных, смягчала теперь все острые грани в восхищенном взоре мистера Партриджа?

В жизни обнаружились такие удовольствия, о каких мистер Партридж доселе и не мечтал. Например, удовольствие посетить дом покойника, чтобы выразить соболезнования и убедиться, что дворецкий не слишком точно помнит время. Рискованно, скажете? Можно заставить запомнить время еще точнее? Для человека более мелкого, быть может, это и опасно; но для новорожденного Великого Харрисона Партриджа — это веселое упражнение в чистом мастерстве.

Посреди подобных мыслей мистер Партридж, бездельничавший у себя в мастерской с непривычным, украшенным виски, льдом и сифоном подносом рядом, случайно услышал, как радио объявило результат четвертого заезда в Хайели, и безучастно отметил, что лошадь по кличке Карабали принесла по сорок восемь долларов и шестьдесят центов за двухдолларовое вложение. Он почти забыл этот лишь наполовину осевший в памяти факт, когда зазвонил телефон.

Он ответил, и ворчливый голос произнес в трубку:

— Можете забирать их. Те чертовы пять штук, что вы получили на Карабали.

Мистер Партридж издал некие звуки.

— Что мне с ними делать? — продолжал голос. — Хотите забрать сегодня или...

Мистер Партридж невероятно быстро просчитывал что-то в уме.

— Оставьте их пока на моем счете, — твердо сказал он. — О, и... Боюсь, я забыл ваш номер телефона.

— Тринити-2897. Еще планы?

— Не сейчас. Дам вам знать.

Мистер Партридж положил трубку и налил себе выпить. Опустошив бокал, он подошел к машине и отправился на два часа назад. Он вернулся к телефону, набрал TR-2897 и сказал:

— Я хочу сделать ставку на четвертый заезд в Хайели.

— И кто вы? — сказал тот же голос.

— Партридж. Харрисон Партридж.

— Слушай, братишка. Я не принимаю ставки по телефону, пока не увижу наличные, ясно?

Мистер Партридж поспешно пересмотрел свои намерения. В результате последующие полчаса были столь же наполнены действием, как и финальный этап его великого плана. Он узнал про счета для ставок, выяснил адрес букмекера, бросился в свой банк и забрал внушительную сумму в пятьсот долларов, которую смог сэкономить, открыл счет и сделал ставку в двести долларов, не вызвавшую никакой реакции, кроме ужасно плохо скрытой насмешки.

Затем он предпринял долгую прогулку, обдумывая эту проблему. Он вспомнил, как читал в каком-то журнале, что нельзя использовать полученное в будущем знание об исходе гонок, чтобы упрочить свое состояние, поскольку, вмешиваясь в свою ставку, вы изменяете шансы, а значит, и будущее. Но он не черпал из будущего, он возвращался в прошлое. Вероятность того, что он слышал, зависела от того, что он уже сделал. С его субъективной точки зрения, он узнал результат своих действий до того, как предпринял их. Но в объективном мире физического пространства и времени он вполне нормально и корректно выполнял эти действия до того, как они принесли результаты.

Все шло прекрасно — пока что. Конечно, это нельзя было объявить одним из главных коммерческих преимуществ машины времени. Как только принцип Партриджа станет общеизвестен, все азартные игры неизбежно рухнут. Но для переходной стадии это было идеально. Теперь, дожидаясь, пока двоюродный дедушка Макс умрет и профинансирует его великие исследования, мистер Партридж мог проводить время, дожидаясь телефонных звонков, сообщающих ему о блистательном исходе его действий. Он мог спокойно накопить огромную сумму денег и...

Вдруг мистер Партридж остановился посреди тротуара, и шедшая навстречу парочка врезалась в него. Он едва ли это заметил. Его посетила ужасная мысль. Единственным осознанным мотивом убийства кузена Стэнли был поиск денег на исследования. Теперь он узнал, что даже в нынешнем несовершенном виде машина обеспечивает ему неописуемые доходы.

Ему вовсе не требовалось совершать убийство.

— Моя дорогая Морин, — объявил за завтраком Фергюс, — я обнаружил первую в мире успешно работающую машину времени.

На его сестру это, по-видимому, не произвело ни малейшего впечатления.

— Возьми еще томатного сока, — предложила она. — Может, хочешь табаско? Я не знала, что такое не проходит после похмелья.

— Но, макушла[55], — запротестовал Фергюс, — ты только что услышала объявление, какого до сей поры не слышала ни одна женщина на земле.

— Фергюс О'Брин, Безумный Ученый, — покачала головой Морин. — Не эту роль я тебе предназначала. Прости.

— Если ты сперва послушаешь, а потом поскрипишь мозгами, то я сказал “обнаружил”. Не “изобрел”. Это самая жуткая вещь, какая случалась со мной за весь мой опыт. Вспыхнуло у меня в голове, когда я говорил с Энди. Безупречное и единственно возможное решение дела. Но кто мне поверит? Тебя беспокоит, что я вчера вечером вышел и хорошенько набрался?

Морин нахмурилась.

— Правда? Честно и искренне?

— И синяки, сладкая моя, и весь остальной ребячий вздор. Это все Маккой. Слушай. — И он кратко обрисовал все дело. — Вот что бросается