Журнал «Если» - «Если», 2011 № 09 Страница 25

— Постараюсь, — ответил я.

— И скажи Тимофею: пусть наконец перестанет бормотать, как маразматическая горилла, и позвонит в полицию. Если не хочет — забери у него мою мобилу, с нее Швед позвонит.

— Вот же моя… — я полез под куртку, искать подвешенный к ремню футляр.

— Ну, ты орел! — возмутился Дед. — Вы с Мухой, когда поставите дверь, вообще уберетесь к чертовой бабушке! Вам нельзя показываться полиции на глаза! Вас-то видели, а меня нет! А я скажу, что пришел с Тимофеем. Вот я, вот моя мобила, никто не придерется.

Он был прав. Мы с Мухой притащили эту самую дверь и вогнали ее как раз под нависший край крыши — строго перпендикулярно земле. Все это время Швед звал своих, а Дед откатывал в сторону большие обломки стены.

— Летите, орлы, — сказал он, когда, по его мнению, уже следовало ждать и полиции, и «скорой». — По опушке — до железной дороги, а за ней, кажется, километр до шоссе. Там словите попутку.

— Кто нас возьмет? — безнадежно спросил Муха. — Проще не тратить время и возвращаться пешком. Часа через два будем дома.

— Или, по крайней мере, там, куда можно вызвать такси, — добавил я.

В общем, мы ушли, отдав Шведу и Тимофею толстые свитера, а Дед остался.

Глава шестая

Звонить Деду ночью мы опасались: кто его знает, где он, может, сидит в полиции и дает показания. Дело-то очень подозрительное — взорвался дом. Пусть заброшенный, но все-таки дом, чья-то частная собственность.

Конечно, мы перебрали все варианты. Дом мог быть даже сороковых годов постройки, и его установили над какой-нибудь неразорвавшейся авиабомбой. А с годами что-то в ней проржавело — она и ахнула. Кто-то из красных или черных кладоискателей мог использовать дом как склад для своих находок: если они что-то откопали в лесу, то могли спрятать оружие в таком удобном месте; чтобы потом понемногу вывезти. Но неужели Тимофей с парнями не поняли, что это такое?

Я остался ночевать у Мухи. Он еще на полтора часа сходил в игру, присмотреть за клиентом. А на следующий день мы стали искать Деда.

Дед нашелся дома у Тимофея.

— Все живы, — сказал он. — Но только Боро в реанимации.

— Что это такое было? И кто у них пятый? — спросил я.

— Пятый, слава Богу, сумел уйти. Но это не телефонный разговор, орлы. Тут такое делается…

Мы получили от Деда довольно странную инструкцию — поехать в гинекологическую клинику на Ратушной площади и отнести передачу пациентке по имени Рита Куус. Потом нам следовало ждать его звонка.

Если мужчина заботится о пациентке такого заведения, которая ему не жена, то его совесть явно нечиста. Так рассуждали мы, покупая обязательные апельсины, бананы, йогурты и шоколадки. Но когда и как Дед умудрился нагрешить? Имя-то мы услышали впервые.

В регистратуре нам сказали, в каком отделении лежит пациентка, а за шоколадку подсказали, как к ней проскочить по служебной лестнице.

Она оказалась черноволосой бледной девушкой, не то чтобы красивой, скорее просто привлекательной. То есть пока лежала с закрытыми глазами. Когда же, услышав нас с Мухой, она открыла глаза, мы чуть не отскочили. Я ощутил что-то вроде удара в переносицу.

— Мне двигаться нельзя, сильные ушибы и сломанные ребра, — сказала Рита по-русски. — Мне вкололи обезболивающие. И я выложилась, когда уезжала оттуда… Все ресурсы ушли… Но вы помогите отсюда выйти. Я уже способна работать.

Говорила она почти без латтонского акцента. Хотя выглядела более чистокровной латтонкой, чем все белобрысые и щекастые девицы нашего лимитрофа. Я узнал в ее лице либские черты — либии как раз были раскосые и темноволосые. Они, уходя в небытие, поделились кровью с пришлыми латтонцами.

— Ты с ума сошла, — вот и все, что я смог ей ответить.

— Нет. Я не могу тут долго быть. За мной могут прийти. Мне нужен донор.

— Это можно, — сразу согласился Муха. — Только у меня в крови сейчас процентов десять пива. У него тоже.

— Кровь тут ни при чем. Сядь сюда, на край, возьми меня правой рукой за левую руку, левую положи мне на правый висок и нагнись, я тоже должна положить тебе руку на висок.

Муха все это проделал, хотя я по глазам видел — ему страшновато.

А потом мне показалось, что с глазами беда: я увидел голубые искры между губами Мухи и Риты. Облачко голубых искр, которое растянулось и, став плоским, повисло между ним и ней, как натянутый платок. Пока я протирал глаза, оно исчезло.

— Теперь ты, — сказала мне Рита. — Бояться не надо. Я просто возьму у тебя немного энергии, чтобы полечиться. Мне нужно ускорить движение энергии по каналам, чтобы омыть все больные места. Выручайте, парни, я вам еще пригожусь.

— Гость, помоги встать, — попросил Муха. — Голова кружится…

Я молча выволок его в коридор.

— Пошли отсюда, — сказал я. — Ноги переставлять можешь?

— Погоди. Что-то я совсем плохой.

— Муха, тут какая-то засада. Дед сидит у Тимофея, оттуда посылает нас в эту клинику… что-то не так, понимаешь? Мы впутались в какие-то латтонские разборки!

Коридор был длинный, туда выходили двери небольших палат. В дальнем конце находился выход на служебную лестницу, а мы стояли поблизости от главной.

По ней поднимались двое мужчин и женщина. Они говорили по-латтонски. Мужчины расспрашивали о пациентке Рите Куус. Женщина отвечала, что как врач она не может позволить беспокоить пациентку, доставленную с сильным кровотечением по женской части. Мужчины в ответ на это утверждали, что, по их информации, у пациентки травмы совсем иного характера, а в клинику ее поместили по загадочному распоряжению заместителя главного врача госпожи Сидоровой. Женщина потребовала, чтобы перед входом в палату мужчины надели одноразовые халаты и бахилы. Она повела их туда, где стоял автомат для выдачи бахил, и потом дальше, видимо, в комнату, где висели халаты.

Вдруг дверь палаты распахнулась. Рита Куус стояла, держась за косяк, в голубой пижамке и босая.

— Помогите, — сказала она. — Уведите меня… Он собрался с силами, он может меня уничтожить… Помогите… Он тут, он сейчас явится… ему нужен прямой контакт…

— Она бредит, — шепнул я Мухе.

— Уведи ее, — прошептал Муха. — Унеси, что ли… Гость, это не бред… Гость, я знаю, я понял…

— Как ты мог понять?

— Потом… вытащи ее.

— Сядь, — велел я, показав на стул. — Вернусь за тобой.

Муха нес непонятную мне околесицу, но он был в своем уме, это я знал точно.

Перекинув Риту через плечо, потому что на руках девочек носят только в кино, я быстро спустился по служебной лестнице на первый этаж. Можно было выйти в вестибюль клиники, но что бы я стал там с ней делать дальше? Лестница вела куда-то вниз, и я решил, что в подвале всяко теплее, чем на улице, а может, найдутся какие-то тряпки. Нести в февральскую холодрыгу по улице босую девчонку в пижамке на голое тело…