Млечный Путь, 21 век, No 2(51), 2025 - Владимир Анатольевич Моисеев Страница 21

Убедившись, что такие путы не смог бы разорвать даже медведь, я поднялся наверх, запер окна и двери, погасил свет и затушил камин. Вернувшись в подвал, достал чемоданчик с инструментами, разжёг угли в чугунной чаше и сунул туда три маленькие кочерги с деревянными ручками. На столике рядом с импровизированным очагом разложил клещи, молоток, тисочки, ножи, колючую проволоку, длинные иглы и прочее...

Кажется, кому-то стало дурно? О нет, я вовсе не садист, а возмездие! Вечное, непрекращающееся возмездие! Не пялься на меня, ты, сволочь! Я ещё переломаю тебе все кости по одной, как тогда, в подвале! А потом выпущу твои вонючие кишки и заставлю их жрать вместе с дерьмом! Заткнись, ублюдок!

Словом, когда всё кончилось, я сидел рядом с трупом, глядел на изуродованное лицо, которое не смог бы восстановить никакой патологоанатом, и курил, стряхивая пепел в пустые глазницы. Чувств больше не было. Я рассматривал мёртвое тело и удивлялся силе человеческого организма. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем мерзавец испустил дух, но никак не меньше трёх часов.

Я встал и осмотрел себя. Увидел, что весь залит кровью, и первый же прохожий сразу ринется звонить. Но глубокое безразличие накрыло меня с головой. Покачивась, будто пьяный, я поднялся наверх, вышел из коттеджа и сел в машину.

Наступила ночь. Дом смотрел на лес мёртвыми окнами, похожими на глаза убитого мерзавца. Впервые за вечер мне стало по-настоящему не по себе. Тогда я завёл мотор и поехал.

Куда? Конечно, на кладбище.

Могила зарастала редкой травой. Царила тьма, но я почувствовал шероховатое прикосновение, погладив глинистый холмик. Из желудка выползла гадкая пиявка и свернулась клубочком во рту. Враг умер, смысла в жизни больше не было. Помню, что, осознав это, я заплакал и стал царапать могильную землю ногтями. Вопль отчаяния вырвался из моей груди. Я заколотил руками по могиле, когда меня вдруг схватили за плечо и затрясли. Очнись, умолял чей-то знакомый голос, проснись, пожалуйста, проснись!

Я поднял голову и обнаружил, что сжимаю в руках мокрую подушку. А рядом... В страхе вскочил я с постели и прижался к стене. Любимая жена смотрела на меня с тревогой, а сквозь щели в гардинах пробивался утренний свет.

Это был сон! Чудовищный, длинный, кошмарный сон!

Я сполз на пол, не веря, что ужас закончился. Жена подбежала ко мне и крепко обняла. Так мы просидели долго. Наконец она высвободилась и сказала, что я страшно кричал во сне. Она говорила ещё что-то, но я не слушал, только смотрел на неё. Тогда она объявила, мол, спать больше не будем, лучше позавтракаем и займёмся уборкой, а вечером пойдём на кинопремьеру. Утро в дом, сон за порог, добавила она.

На календаре стояло семнадцатое мая...

День прошёл в хлопотах по дому. Ближе к вечеру мы засобирались в кино, как всегда, сердясь друг на друга и поочерёдно оккупируя ванную комнату, а затем помчались на остановку. Омерзительный ночной кошмар почти выветрился, но в трамвае возникло странное чувство, что я всё это уже видел. Вот неясно знакомая девица пихнула меня сумкой в бок... По мосту прошёл человек с собакой... Трамвай резко затормозил, а какой-то смуглый парень пнул дверь и крепко выругался...

Чем дольше мы ехали, тем чаще вспыхивало ощущение, которое принято называть "дежавю". Когда мы вышли, проблески воспоминаний о том, чего не было, слились в едином могучем сиянии. Мороженое, брошенное на асфальт... Неисправный эскалатор... Человек в военной форме... Запах хлеба из булочной... Слепой баянист, пиликающий "Калинку"... Каждая мелочь говорила, кричала, орала: было! было! было!!!

Ещё до начала сеанса жена поняла, что со мной творится неладное, но ничего не сказала. А я потерял всякую надежду, увидев первые кадры фильма. Я вспомнил его! Оцепенев, я смотрел на экранные события, зная, чем закончится действие. Постепенно чувства притуплялись, накатилась апатия. Жена смотрела на меня с неподдельным беспокойством. Когда фильм подошёл к концу, она решительно встала и повлекла меня из кинотеатра. Я тупо повиновался.

Большой парк находился как раз между центром и нашим районом. Жена свернула с улицы и пошла по дорожке, освещённой редкими фонарями. Я брёл, спотыкаясь о неровности и вяло осматриваясь вокруг. Сон возвращался, проснуться было невозможно. Поэтому я нисколько не удивился, увидев знакомую фигуру, шагнувшую наперерез из тёмной боковой аллеи...

Стоит ли говорить, что всё повторилось? Надо ли описывать вновь навалившийся мрак? Похороны уже состоялись, поэтому, когда я выписался из больницы, то нашёл на кладбище свежий могильный холмик и табличку с фамилией. Глядя на оплывшие буквы, я думал: что же было сном? Первый кошмар или пробуждение? Ответ пришёл быстро. Ведь мне известно, кто убийца. Следовательно, его нужно разыскать, и если мои воспоминания ложны, если такого человека нет, то, стало быть, реальность наступила сейчас, а всё предыдущее - лишь больничные видения.

Я нашёл его.

Ошибки быть не могло. Совпадали все детали: облик, имя, адрес, знакомства. Теперь не нужно было тратить столько времени на разведку. Сон вовсе не был сном. Жизнь выкинула загадочный фокус: переместила меня в прошлое, заставив пережить одни и те же события. Не имею ни малейшего представления, как это случилось. Да и выяснять не было никакого желания. Я испытывал лишь одно: свирепую ненависть, заполнившую остатки моей души...

Всё оказалось гораздо проще, чем в первый раз. И домик в лесу остался тем же, и события повторились с некоторыми нюансами, словно отснятый дубль, не вошедший в картину. Я долго выбивал из него признание. И он сознался, скуля, словно пёс, моля о пощаде. Никаких угрызений совести я не испытывал. Я не ощущал ничего, кроме желания, чтобы мерзавец пожил ещё...

Но он подох.

Не сразу я заметил, что потрошу остывающий труп. Тут же ненависть исчезла, осталось только чувство потери. Снова сидел я рядом с мертвецом, курил, стряхивая пепел в кишки, и спрашивал: а что дальше? Подвальные стены пульсировали, брызгая сукровицей, свет неоновой лампы под потолком то слабел, то вновь разгорался... В какой-то момент он засиял так ярко, что заставил зажмуриться. Сквозь веки проникло багровое сияние, по телу разлилось тепло. Стряхнув оцепенение, я заставил себя открыть глаза. Я сидел в шезлонге на балконе своей квартиры, держал горящую сигарету и смотрел на заходящее солнце.

Ещё не веря, я встал и на подгибающихся ногах пошёл в комнату. Первое, что бросилось в глаза - настенный календарь. Передвижная рамочка стояла на дате: пятнадцатое мая. В доме никого не