Самуил Лурье - Полдень XXI век, 2012 № 10 Страница 20

Она полезла в сумочку и достала несколько листочков ксерокопий. Быстро нашла нужный и прочла вслух:

— «В трудный 38 год Леонид Петрович со всей твердостью и беря на себя всю полноту ответственности, выручил Давида Львовича и дал ему всё — «от любви до квартир». Подставим вместо поэтической «любви» открытие сверхтекучести: как и обещал правительству Леонид Петрович, Давид Львович с блеском создал теорию сверхтекучести». Понимаешь теперь, почему их не тронули? — продолжала Инна. — Ни старшего академика Леонида Петровича, ни его младшего коллегу Давида. Потому что старший академик пообещал правительству создание теории сверхтекучести, а младший таки-да ее создал! А на фиг нашему «просвещенному» правительству, да тем более в «трудном 38 году», нужна была теория сверхтекучести? Ни для танков, ни для самолетов она не годилась. Значит, была нужна для чего-то другого! Причем очень нужна. Леонид Петрович потом весьма высокие правительственные посты занимал, штук пятьдесят писем Сталину написал, весьма откровенных и часто обидных, даже на самого Берию осмелился Сталину жаловаться, и ничего. Правда, когда он демонстративно не явился на торжественное собрание по поводу 70-летия величайшего гения всех времен и народов, его со всех постов все-таки турнули, но опять-таки не тронули. Дачу казенную оставили, где он избу-лабораторию оборудовал. Вот старики и соображали, как же это так получилось, что за анекдот 15 лет давали, а тут такие выходки — и ничего. Кстати, что это за «любви и квартиры»?

— А, это из стихотворения «Письмо писателя Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому», если помнишь таких. Написано в 1926 г.:

«Я знаю,вас ценити власть, и партия,вам дали б всеот любви до квартир».

— Бог с ними, с квартирами. Действительно, странно, — продолжил я, возвращаясь к академикам, — но это ведь все догадки, домыслы, фантазии…

— Конечно, фантазии, — легко согласилась Инна. — Но если предположить, что все так и было, то академиков использовали втемную. Они чистой наукой занимались и ни сном ни духом не ведали, как их открытия использовать собираются. А ведь использовали, я точно знаю.

— Знаешь?

— Знаю. Тот же кроль твой проклятый был насквозь гелием пропитан, пока в анабиозе лежал. И куча других зверушек. Мы на них учились, как с того света на этот возвращать. И научились. Причем это ведь двадцать лет назад было, а теперь уж и не знаю, каких успехов добились мои прежние коллеги.

Я молчал, покуривая ее Lucky Strike и стараясь привести мысли в систему. Больно логично как-то все получалось. В жизни так редко бывает, только в книжках.

— Стас, — внезапно подалась Инна ко мне. — Мне только что в голову пришла бредовая мысль.

— Ну, — пробурчал я. — Излагай.

— Излагаю. Я ведь много про мою бывшую страну читаю. И что здесь печатают, и у вас сейчас с этой гласностью вон сколько всего вывалили. Мне только что пришло в голову, что Сталина, наверное, в анабиоз уложили. До лучших времен.

— Кофе больше не пей, — посоветовал я. — И сигареты проверь, не намешали ли в них чего-то вроде ЛСД. Спецзаказ для тебя.

— Ты тоже их куришь, так что давай бредить вместе. И у вас, и у нас пишут, что Сталин в последние месяцы стал бояться врачей, перестал их к себе подпускать, сам себе какие-то настойки вроде из йода делал. А почему? Он наверняка знал о ходе разработок по анабиозу и вполне справедливо полагал, что уж его-то точно захотят законсервировать. Он ведь знал, что для анабиоза организм должен быть еще хоть чуть-чуть живым, а значит, где-то рядом должна быть бригада, готовая за него взяться при приближении кондратия. Он догадывался или точно знал, что Берия такую команду держит наготове, а поделать ничего не мог, только и мог никого к себе не подпускать, кроме верной сестры-хозяйки, или кем там она была.

— Ну-ну, продолжай.

— А может, и дело врачей он потому и затеял? Может, он велел убрать тех, кто знал, как его заморозить? Хотел, как все, почить навсегда? А Берия после кончины босса велел всех тех врачей освободить, чтобы они его самого для будущих поколений сохранили? Логично?

— Погоди, — не согласился я, — ведь если те, кто мог его заморозить, были за решеткой, то кто же обслужил Хозяина, когда к нему подкрался конец?

— Наверняка, этим занималась не одна команда. У нас всегда подстраховывались в делах государственной важности. Над бомбой тоже параллельно работали несколько групп. Так и здесь было. Об одной Сталин знал, а другой втайне командовал Берия или кто-то под его присмотром. Да и старики говорили, что было две, а то и три команды. Одна у нас, другая в Москве, а третья где-то на Волге, на закрытом объекте, в каком-нибудь Сарове.

— Так что, — меня прямо передернуло, — по-твоему, отец народов хранится у нас где-то в криостате, купаясь в жидком гелии? А как же мавзолей? Он же там лежал…

— Подумаешь, мавзолей. Трудно, что ли, куклу изготовить? Проверять-то кто будет. А потом куклу вынесли, и концы в воду.

— Ну и воображение у тебя, — протянул я. — Ты это здесь кому-нибудь рассказывала?

— Да нет же, говорю тебе, что мне это только что в голову пришло. Ты, что ли, навеял?

— Может, и я. Чего еще от мутанта ожидать?

9.2. Инна откинулась на спинку стула и как-то тщательно осмотрела меня.

— Так ты знаешь?

— Что я мутант? Сообщили. Только мутаций на себе не вижу. Пальцев вроде не шесть, копыта не выросли, по крайней мере пока.

— У тебя дети есть? — резко спросила Инна.

— Пока нет, но через пару месяцев ожидается.

— Что ж ты не сообщил? Я бы поздравила. Хотя у вас до рождения поздравлять не принято. Это здесь каждая сразу стремится объявить, что беременна. Неужели твоя Ника тебе потомка преподнесет? Вот уж от нее не ожидала.

— С Никой мы давно врозь. Только никак не разведемся. Некогда.

— И кто же твоя избранница?

— Естественно, самая лучшая женщина на свете. Ревнуешь?

— Уже нет. К Светке ревновала. Прямо с ума сходила. Даже странно теперь. Ты хорошо сделал, что тогда в Серпухов на свой ускоритель уехал. А то я вполне могла какую-нибудь жуткую глупость сотворить.

— Значит, правильно мне внутренний голос тогда посоветовал сматываться. А почему ты про детей спросила?

— Да так, интересно, что из твоего дитяти получится. А мутант ты особенный. Если, конечно… Да, ладно, не хочу об этом.

— Нет уж, говори, раз начала.

— Надоело мне здесь, да и стулья очень жесткие, весь глюте-ус занемел. Пойдем.