Александр Лоскутов - Высшая ценность Страница 20

— Ты понимаешь, что это значит?

Еще раз торопливо пробежав невнятно-медицинский текст глазами, я бросил предоставленную церковниками копию врачебного заключения на стол. Желтоватый листок бумаги, выбравшись из моих рук, тут же попытался было ускользнуть на пол. Но не преуспел. Шеф, не глядя, решительно пришлепнул его ладонью, будто ставя еще одну, свою собственную, печать в дополнение к имеющемуся уже на листке официальному штампу Челябинской Епархии.

— Ну и что скажешь?

— А что тут говорить-то? — буркнул я. — Все ясно. Золоченые кресты ищут крайнего.

Шеф прищурился, в упор изучая меня. Пригладил волосы.

— Скажи еще, что знаешь, с какой целью.

— Не знаю, — отрубил я. — Но догадываюсь… Одно только непонятно: почему именно я? Может быть, поясните, Дмитрий Анатольевич?

— Почему, почему?.. Да потому, что кончается на «у», — ворчливо пробормотал шеф. — Я вообще не должен был тебе это показывать. И уж тем более что-либо тебе пояснять.

— Ну, раз уж показали, так доводите дело до конца. Поведайте мне, что за каша у вас там заваривается. Шеф резко и возмущенно вскинул голову.

— Ну, Суханов, ты совсем уже обнаглел!.. Не имею я такого права. Меня потом церковь живьем сожрет. Без соли и перца.

— А откупиться мной вы имеете право? Если бы я не знал шефа как облупленного, то сказал бы, что он пристыжен.

— Ты сам выбирал, на какую работу идти, — проворчал он. — Пойми, Суханов, речь идет о многих тысячах, а может быть даже и миллионах, человеческих жизней. Речь идет о приходе нового мессии… кстати, до сих пор непонятно, светлого или темного. Ты должен понимать: цена ошибки слишком высока. Я не могу рисковать.

— Ясно. — Я уверенно кивнул, стараясь подавить плещущееся в душе раздражение. — Зато я могу рисковать. Так?..

Ведущая в коридор дверь приоткрылась, явив улыбающееся личико то самой новенькой секретарши. Как там, бишь, ее звали?.. Ах да, Маргарита.

— Дмитрий Анатольевич, там…

— Закрой дверь! — сердито рыкнул шеф. Испуганно пискнув, личико тотчас же исчезло, а дверь моментально захлопнулась. — Говорил же ведь: не беспокоить…

Я молчал, опустив голову и разглядывая покрытый потертым ковром пол.

— Ты, Алексей, рисковать не можешь вдвойне, — как ни в чем не бывало продолжил шеф. — Тебе ныне придется сидеть дома и носа на улицу не показывать. Ни шагу за периметр. Слышал? Ни шагу! Максимум, что тебе позволено, — дойти до магазина за хлебом.

— Домашний арест? — невинно уточнил я.

— Именно, — не поддаваясь на мою нехитрую уловку, подтвердил шеф. — Именно домашний арест.

— Может быть, еще и охрану выставите?

— Не выставлю. Понадеюсь на твое благоразумие… В конце концов, ты видел рекомендации церкви и должен понимать, что это значит.

— Конечно… Если что — сразу в цепи и в подвал к инквизиции. Правильно?

— Да.

— Но почему? На основании какого-то там тестирования… Не понимаю.

— Ты же читал заключение медкомиссии. Проверка на теосовресторе выявила в твоей душе пятно зла.

— Ха! А вы, Дмитрий Анатольевич, покажите мне человека, у которого его нет. Все мы носим в груди метку ада. У кого-то она больше, у кого-то — меньше. Но чистых людей нет по определению. В Писании сказано…

Шеф молча пожал плечами, будто бы демонстрируя, что в вопросах теологии не силен.

— Какая мне разница, что сказано в Писании? У нас конкретная проблема — вот этот вот приказ… Не крути головой. То, что на верху листа написано «рекомендации», в данный момент ничего не значит. Это именно приказ. И понимать его нужно именно так.

— Отстранить оперативника Управления внешней разведки и зачистки Алексея Суханова от исполнения служебных обязанностей, — по памяти процитировал я строки из «рекомендации». — Временно препроводить его под стражу. До выяснения дополнительных подробностей ограничить передвижение. Лишить возможности контакта с представителями темного мира… Дмитрий Анатольевич, вы только вслушайтесь. Формулировка-то какая дурная. «Лишить возможности контакта…» Да какой, к Дьяволу, может быть контакт с нечистью? Шеф чуть заметно поморщился.

— Алексей, ну ты же понимаешь, что я от этого всего тоже не в восторге. Передать Управление фактически в подчинение Епархии. Кинуть лучшего сотрудника в руки церкви. Позволить церковникам связать себя по рукам и ногам дурацкими уставами и предписаниями. Практически подписать отказную… Но, самое плохое, у меня нет выбора. У нас всех нет выбора. Грядет новый День Гнева. Ни Управление, ни армия не способны совладать с этим. Только у церкви есть план.

— И это значит, что можно позволить церкви подмять и Управление, и армию? — Я недовольно фыркнул. — Кстати, Дмитрий Анатольевич, а откуда вы знаете, что у церкви есть план? Готов поклясться, святые отцы даже от вас скрывают подробности. Да и что они могут противопоставить самому Господу Богу? Что вообще все мы способны Ему противопоставить? Молитвы? Или мечи?

Опустив глаза, шеф скромно промолчал.

— Единственное, что я могу придумать: это собраться с духом и, дождавшись, когда Всевышний в очередной раз проредит свою паству, попытаться спасти хоть что-то из былого. Для этого нужно Управление. Нужна армия… И совсем даже не нужна церковь.

Облокотившись на стол, я подался вперед.

— Зачем она вообще нужна людям, эта церковь? Все эти купола и важного вида священники в белых хламидах с золотыми крестами на груди. Зачем они нам? Все мы платим налог на их содержание. Не маленький налог. И куда, спрашивается, он уходит? На то, чтобы белорясые могли мягко спать и вкусно кушать? Да половина из них и так уже поперек себя шире!

Поджав губы, шеф молчал. Видимо, хотел, чтобы я выговорился и остыл.

— Святые отцы. Духовные наставники. Белые одежды как символ божественной чистоты и незапятнанности… Ага. Как же! Чистота, незапятнанность, безгрешность. Наши святые отцы грешат ничуть не меньше всех остальных. Едят, пьют, спят, старательно предаются тем или иным порокам, после чего каются и отпускают друг другу грехи. Человек-де грешен, а в Писании, мол, сказано, что Господь истинно раскаявшихся простит. Уж не знаю, так ли считает сам Бог или нет, но служители его для себя любое оправдание сыщут. И ссылочками на Библию подтвердят.

Я перевел дух.

— Людям не нужна церковь — по крайней мере, такая церковь. Людям нужна вера. Подлинная вера, а не та, которую предоставляют им старики в белых хламидах… «Покайся, сын мой, и пожертвуй нам на кусок хлеба с маслицем и икоркой…» Тьфу.

Махнув рукой, я обречено откинулся назад. Старый, помнивший еще дни до Гнева стул протестующе заскрипел подо мной.