Предупреждение - Владимир Александрович Дараган Страница 17

помещении, где слева стояли большие железные ящики системы газового отопления, по потолку были проложены толстые блестящие прямоугольные воздуховоды, по стенам разбегались медные трубки и разноцветные кабели. Справа было то, что ожидал увидеть каждый из нас: в кресле, со шлемом на голове сидел человек в окружении больших бутылок с водой, опоясанных проводами. Все эти провода уходили в огромный металлический шкаф, к которому тянулись два толстых черных кабеля из приоткрытого окна под самым потолком.

Консул подошел к креслу и нагнулся.

— Вот это да! Герой светской хроники и борец за чистый бизнес!

Мы подошли поближе. Да, это лицо часто мелькало на экранах телевизоров, на фотографиях в газетах и в интернете. Это был известный промышленник, который еженедельно выступал с обращениями и призывами. Он был богат, удачлив и относительно молод.

— Ему-то чего не жилось? — удивился Стас. — Он мог любой рай себе организовать!

— Он просто перестал понимать, для чего живет, — сказала Наташка.

— Странную он себе команду набрал, — Стас начал отсоединять провода от шлема.

— Какая все это бессмысленная суета, — Наташка положила голову мне на плечо. — Деньги, команда, крутизна… А что, эта установка тоже сгорела? И почему генератор отключился?

Стас подошел к шкафу и открыл дверцы.

— Тут нам повезло. Электронику классный инженер делал. Просто предохранители сгорели от перегрузки. Генератор излучения отключился автоматически. Надо осторожно контролировать мощность.

— Этого мало, — сказал я. — надо поставить ограничитель, который автоматически отключит установку при перегрузке, не дав расплавиться предохранителям. А мощность надо уменьшить раз в десять. Этого хватит, нашему мозгу много не надо.

— Стас, — сказал Консул. — Запусти движок в сарае, а я поищу что-нибудь выпить. Да и фляжку надо наполнить.

Наташка сидела в кресле с тяжелым шлемом на голове. В руках она держала пульт с выключателем и большой круглой ручкой настройки. Мы со Стасом ковырялись в шкафу с электроникой. За окном урчал движок генератора электричества, помещение было залито ярким светом от ламп на потолке. Консул стоял в стороне, курил и смотрел на Наташку.

— Готово, — буркнул Стас. — Наташа, пока ты не щелкнула выключателем, у тебя есть время передумать.

— Я готова, — Наташка была бледная, ее глаза исчезали в тени, кожа щек натянулась, выделив скулы.

Я отвернулся, чтобы скрыть намокшие глаза, потом подошел к Наташке, поцеловал ее и встал за креслом. Через несколько секунд раздался щелчок. Стараясь не смотреть на Наташку, я вытащил сигарету, долго не мог найти зажигалку, потом крутил колесико, но дрожащие руки не могли никак с ним справиться. Подошел Консул, чиркнул своей зажигалкой и положил мне руку на плечо.

— Она скоро вернется.

— Прошло три минуты, — раздался голос Стаса. — Пульс один удар в шесть секунд.

Он стоял возле Наташки и внимательно смотрел на нее. Она сидела в кресле, удерживаемая высокими подлокотниками и большой мягкой спинкой. Глаза ее были закрыты, бледность стала не так заметна, лицо немного расслабилось. Наташка была уже не с нами. Я мог потрогать ее холодные руки, погладить ее волосы, но ее мысли были где-то далеко. Я представил тихий ночной прибой на Средиземном море, большую луну, встающую над морем, запах жареного мяса из небольшого ресторанчика. Она была где-то там, она скользила вдоль лунной дорожки, мимо нее проплывали светящиеся ночные рыбы, а вокруг медленно остывало море после теплого и душного дня. Она любила купаться в такое время, когда темная вода обволакивает тебя, когда ты теряешься и не знаешь, куда надо плыть, когда любой всплеск воды кажется таинственным и немного страшным.

— Пульс — один удар в десять секунд. Пока все работает нормально!

Стас держал Наташку за руку. Я подошел и взял ее за другую. Рука была холодная и напряженная. Хотя у нее всегда были холодные руки. Пульс я нащупать не смог и доверился Стасу, который был необычайно спокоен.

— Пульс один удар в пятнадцать секунд.

— Пульс один удар в девять секунд.

— Прошло десять минут.

Консул вынул из кармана фляжку, сделал большой глоток и протянул мне. Я помотал головой, не отрывая глаз от Наташки.

— Пульс один удар в пять секунд.

— Пульс один удар в три секунды.

— Прошло двадцать минут.

Я глубоко вдохнул, пытаясь остановить бешеное биение сердца.

— Пульс нормальный. Открывает глаза!

Наташка долго сидела неподвижно, обводя нас глазами. Несмотря на яркий свет, зрачки у нее были расширены. Она закрыла глаза и показала рукой на свою голову. Стас щелкнул выключателем у нее на пульте и стал снимать шлем. Мы с Консулом держали ее за руки, которые постепенно становились теплее и мягче. Стас положил шлем на пол и взял Наташку за плечи.

— Наташа, мы тебя отнесем в соседнюю комнату, там есть кровать, тебе сейчас лучше полежать.

— Нет, не надо. Помогите мне дойти до машины. Поедем лучше на дачу, я не хочу тут оставаться, — ее голос был тихим и немного грустным.

— Вот это правильно! — оживился Стас. — Завтра воскресенье, и нашему писателю нужно свой роман заканчивать.

— А я ему обещала сварить варенье из смородины!

— Везет же людям!

Мы с Консулом взяли ее под руки и осторожно повели на улицу. Стас остался, открыл шкаф и стал оттуда что-то вытаскивать. Консул подогнал машину, мы устроили Наташку на заднем сиденье, я сел рядом и положил ее голову себе на колени. Консул сел за руль, включил фары, опустил боковое стекло и закурил.

— Что там Стас копается? — спросил я.

— Он хочет взять шлем и часть электроники с собой.

— Будет делать установку?

— Нет, выкинет все это в речку.

— Но ведь есть еще в институте и в Америке?

— А Ковальски ничего не знал. Он только приемник сделал. Это уже ребята Триса все закончили. А потом, разве ты не знаешь, что Ковальски умер три месяца назад? Что-то с сердцем, его нашли в кабинете. Его команда разбежалась, а загородное здание университет продали какой-то фирме.

Пришел Стас, открыл заднюю дверь, положил туда шлем и большой черный пластиковый мешок.

— Поехали, — сказал он, садясь на переднее сиденье.

Мы сидели на веранде. Стас принес чайник, разложил по чашкам пакетики и стал наливать кипяток. Посреди стола горела свечка, расплавленный парафин стекал в блюдце, а Консул ковырял его вилкой. Наташка залезла на стул с ногами, закуталась в плед, молча разглядывая пламя.

— Светает, — сказал Стас.

Консул хотел задуть свечку, но Наташка его остановила. Консул погладил ее по спине и тихо спросил.

— Наташа, ты нам ничего не расскажешь?

— Я не знаю, как об этом рассказать. Я лишь одно поняла: оттуда возвращаться нельзя. С такими знаниями можно жить там, тут — нельзя. Этот груз на земле вынести невозможно.

— Наташа теперь будет пророком! — Стас хотел казаться веселым.

— Не ерничай, — Консул недовольно посмотрел на Стаса.

— Стасик, дорогой! Я не гожусь для пророка. Я могу варить варенье, могу рожать детей, могу немножко работать. Но быть пророком я не смогу. Мне надо все забыть.

— А ты хоть разговаривала там с кем-нибудь, видела кого?

Наташка взглянула на Стаса, но не улыбнулась, как обычно, а тихонько вздохнула.

— Стас, мне там нечем было разговаривать и нечем было видеть. Да меня далеко и не пустили. Первый раз так, совсем чуть-чуть. Да и второй раз я только в предбаннике побывала. Там не разговаривают, там просто становишься одновременно собой и многими другими. А как можно разговаривать с самой собой?

Консул встал, подошел к двери и выглянул на улицу.

— Совсем рассвело. Стас, собирайся, нам надо ехать в институт за этой адской машиной.

Мы остались одни. Веранда была уже залита розовым светом восходящего солнца, мы погасили свечку. Я пододвинул стул, чтобы обнять Наташку.

— А я с мамой там встретилась, — сказала она. — И всю свою жизнь увидела… когда я родилась, у меня на ручках и ножках складочки были.

И она заплакала.

Я попытался ее погладить, но она мотнула головой и закрыла лицо руками.