Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий Страница 14

то есть обрезаны до самой промежности. Более того, упрямица спалила отрезки в печи, дабы исключить всякую возможность вернуть ненавистным балахонам прежний облик. Ругать Бяшу было абсолютно бессмысленно. Единственно, чего удалось достичь в ходе долгих уговоров, это опустить край подола хотя бы до середины бедра. К счастью, к штанам Бяшка относилась хотя и с неприкрытым отвращением, но по крайней мере с пониманием — иначе бы пришлось сидеть в избе почти безвылазно. Климат Тунгуски вообще-то не способствует прогулкам в неглиже.

— Ма… вот ты говоришь, «опасно», и папа говорит «опасно», и дядя Охчен, и даже Илюшка. Что, все люди такие злые?

— Нет, Бяша, конечно, нет. Только ведь для того, чтобы поломать нам жизнь, много злых людей и не надо. Достаточно нескольких. Порой даже одного хватает.

— Ма… но как же так? Если добрых людей много, а злых мало, отчего добрые люди разрешают злым делать зло?

Варвара помолчала, ожесточённо шуруя тряпкой в углу. Нет, в самом деле… попробуйте-ка внятно и убедительно ответить на такой вот детский вопросик…

— Ты не знаешь, — подвела резюме девочка, очевидно, узрев смятение в маминой голове. — И папа тоже. Ладно… раз мы сегодня за ягодами не пойдём, можно, я буду читать «Первые люди на Луне»?

— Ну конечно можно, — улыбнулась Варвара, с облегчением переведя дух. Да, как-то вот так быстро и легко выучилась Бяша читать… всего ничего посидел с ней за азбукой Иван, и вот уже, пожалуйста — какие книжки взрослые читает…

В стойле заржала лошадь, и из тайги ей пришёл ответ.

— Папа! Папа приехал! — Бяшка, как была в рубашонке, кинулась на крыльцо.

Караван мохнатых якутских лошадок уже втягивался во двор, впереди ехал сам хозяин заимки, Илюшка замыкал колонну. Такие походы бывший владелец фактории Ванавара предпринимал регулярно, пополняя запасы провизии и прочего. Закупался он, кстати, обычно не на своей бывшей фактории, а на других — на Чуню ходили караваны. Добываемых по случаю соболей и лисиц, правда, вряд ли хватило бы даже на хлеб-сахар-чай, однако золотые червонцы отцовского наследства, да и собственной нехудой кубышки исправляли положение, и отшельники, забившиеся в глухую тайгу, никаких стеснений покуда не испытывали. По расчётам Полежаева, золотишка должно было хватить ещё лет на двадцать пять… если не случится какого-нибудь катаклизма.

А если случится?

— Папа! Папочка!

— Здравствуй, Бяша! — Иван Иваныч соскочил с коня, обнял тоненькое тельце дочуры. — Ух ты моя хорошая… соскучилась?

— Да!

Девочка вдруг посерьёзнела, отстранилась.

— Что ты сейчас подумал, папа? Вот что ты сейчас подумал?

И соврать невозможно, подумал Полежаев.

— Война началась, девоньки, — он перевёл взгляд на Варвару Кузьминишну, также вышедшую встречать караван. — С германцами и австрияками война. Во так-то…

Пауза. Она читает у меня в голове, что всё это означает, сообразил Иван Иваныч.

— А ты говоришь… а ты говоришь, мама, добрых людей много, а злых совсем мало.

В тёмных зрачках небесной пришелицы полоскался страх, какого ещё не было.

— Всё наоборот, мама. Злых людей в мире большинство. А добрых мало. И потому они ничего не могут сделать против торжества зла.

…

Глава 4

— … А тяжеленная-то! Ну спасибо, Ваня! Ну учудил!

Варвара Кузьминишна держала в руках мексиканскую самозарядку, то и дело переводя взгляд с покупки на мужа.

— Ну чего ты, Варя… — Иван Иваныч и в самом деле чувствовал некоторое смущение. — Уговорил меня чёрт пузатый… Три по цене двух, да сверх того прибавил…

— А ежели б ещё прибавил, ты бы, верно артиллерию какую приобрёл? — уже теряя сердитость, Варвара рассмеялась. — Ладно, садись ужинать. Асикай, Илюшку покличь!

Как-то так повелось на крохотной заимке, что обедать и ужинать обитатели крохотной заимки садились вместе. Вот повелось и всё. И чем дальше, тем больше походили на одну большую семью. Готовили обычно Варвара и Асикай, как то и приличествует бабам. Бяшка вертелась около, покуда больше мешая, нежели помогая в готовке. Однако потихоньку втягивалась в хозяйственную жизнь.

Ужинали прилично, почти совсем молча. Мужчины хлебали наваристый борщ с саморощенной свёклой и мороженой олениной, хранившейся на леднике. На большущей, как скамья деревянной разделочной доске красовались ломти свежеиспечённого хлеба, шаньги и тонко нарезанная копчёная медвежатина — бери, кому сколько влезет. Зелень и овощи были горкой навалены на широком блюде и подвинуты поближе к Бяшке, как основному потребителю.

— Вкусно… — Бяша аппетитно хрупала сырой картофелиной. — А мы когда уже пойдём картошку копать?

— Да, пожалуй, вот завтра и пойдём, — Иван Иваныч жевал медвежатину. — Осень на носу, дожди вот-вот зарядят, а там и мокрый снег.

— Опять снег… — с тоской произнесла Бяша, даже перестав жевать картофелину. — Как я уже не хочу этот противный снег!

— Ну-ну… — улыбнулся Полежаев. — Снег приходит и уходит, а жизнь продолжается!

— Твоя верно говори, Вана Ваныч, — Охчен дочищал тарелку куском хлебного мякиша. — Нельзя картошка копать медлить. Морковка-капуста подожди, однако, картошка нет.

Действительно, огородничество, вполне немудрёное где-нибудь в средней полосе России, здесь, на тунгуске, было сродни высокому искусству. Картофель удавалось сносно выращивать лишь на южном склоне сопки-чувала, где жаркое солнышко загоняло мерзлоту на безопасную глубину, притом высаживали его уже пророщенной под стеклом рассадой — просто набросать картофелины в борозду означало впустую загубить семена. Заморозки злостно прибивали зелень вплоть до конца мая [счёт идёт по «старому стилю» — [Прим. авт.]], так что сажать овощи приходилось чуть ли не в начале июня, и надеяться, что до сентября урожай успеет вызреть. Капусте и моркови приходилось легче — во-первых, не так боялись заморозков, и во-вторых, ввиду невеликой посевной площади росли они в длинных грядках-коробах, ежегодно наполняемых свежей землёй. Уже который раз ловил себя Полежаев на мысли — если бы не Бяша, так, пожалуй, забросил бы напрочь всю эту возню. Мясо-молоко есть, рыба в речке, а чтоб не было цинги, достаточно и брусники с клюквою. Однако Бяшка без овощей не могла совершенно.

— Ночи длинные стали… — Варвара вздохнула, глядя в окошко, за которым догорал закат.

— Зато ночью теперь звёзды видно! — встряла Бяшка, доедая морковку. — Папа, а ты мне сегодня покажешь Марс?

— Завтра, — улыбнулся в бороду Иван Иваныч. — Его нынче должно быть неплохо видать. Если погода не испортится, конечно. Сегодня, вишь, облачка…

Астрономия — это была их общая с Бяшкой страсть, помалу захватившая краем и прочих обитателей заимки. Точнее, не вся астрономия, а конкретно планета Марс. Роль телескопа выполняла сильная подзорная труба, наследство от дедушки Варвары Кузьминишны. По семейному преданию, сей инструмент стоял на бастионе осаждённого врагами Севастополя. Сейчас, правда, благородный ветеран стоял на самодельной