Ринат Мусин - Любви все роботы покорны (сборник) Страница 11

Двое суток я добросовестно пробездельничал. На третьи выбрался на свет божий. Шел мелкий косой дождь, задувал промозглый ветер с океана, местное солнце надежно обложило тучами. Я поднял воротник плаща, нахлобучил на глаза шляпу и отправился в полпредство.

В кабинете было пусто. Джордан, мой зам и помощник, он же по совместительству секретарь и личный пилот, отсутствовал. Я уселся за стол и перебрал бумаги. Директивы с Земли, поступающие в астрономических количествах, не читая, отправил в поглотитель. Бегло пролистал местные сводки, заботливо распечатанные Джорданом. Отправил их вслед за директивами и подключился к сети.

В личной почте меня ждало письмо от Лайлы. Я невольно покраснел, прочитав его. Лайла не привыкла стеснять себя условностями. На прекрасном литературном саулийском она подробно излагала, что испытывала, когда мы были вместе. И выражала желание повторить это как можно скорее.

«Как можно скорее» означало через полтора местных месяца. Столько я провел при кабинете президента Саулии, столько же мне теперь предстояло пробыть в Нарсии при дворе ее диктатора.

Его совершенство гросс-маршал Борс, единоличный и абсолютный диктатор Нарсии, назначил аудиенцию через два часа после моего прибытия. Здесь все делали быстро, в этой военизированной, превращенной в дисциплинарный лагерь стране. Быстро отдавали приказы и немедленно их выполняли. Быстро принимали решения и споро их воплощали. Быстро жили. И умирали тоже быстро.

Аудиенц-зал был полон народу неопределенного статуса. Глядя на замершего по стойке «смирно» индивида в стандартном сером мундире, серых же брюках и тупоносых шнурованных ботинках, можно было принять его за человека государственного. Можно было и за придворного. А можно – за душегуба из диктаторской личной охраны, умельца дел заплечных и дел палаческих.

Я увидел Эрту, когда пересек аудиенц-зал по мудреной, предписанной этикетом ломаной линии и остановился в пяти шагах от трона. Эрта стояла позади него, в компании четырех нарсийских красавиц. Она тоже была в сером, как и прочие, но ее грубое мешковатое сукно не уродовало и даже не портило. Длинные светлые волосы оттеняли строгое лицо с холодными серыми глазами и тонкими губами в струнку.

Впрочем, я знал, как эти глаза умеют меняться и заволакиваться, а губы – раскрываться и становиться чувственными и сладкими.

Я отвесил ритуальный поклон и принялся по-нарсийски зачитывать рутинное приветствие. Его совершенство внимал с плохо скрываемым нетерпением. И едва я добрался до заверений президента Земли в уважении и добрых намерениях, гросс-маршал резко поднялся и вскинул руку.

– Довольно, – сказал он. – Мы здесь не любим церемоний и предпочитаем обходиться без них. У меня есть предложение к вашему президенту, конкретное и прямое. Я передам его вам с глазу на глаз. А теперь, господа!.. – повысил голос диктатор.

Десятки пар каблуков разом щелкнули, затянутые в серое нарсийцы замерли.

– А теперь оставьте нас одних.

У входа в аудиенц-зал нас досматривают со всем усердием – еще бы, пять самых красивых женщин страны. Символы нации. Мясо идеальной формы. Стоя за троном, мы олицетворяем чистоту, строгость, благородство… Ха! Один только отбор Прекрасных нарсиек – образец благородства и строгости. У Брегис лошадиные ступни, но она генеральская дочь. Задница Урсы едва втискивается в форменные платья – но Урса любовница обер-канцлера. Сутулая Кора – сестра крупного торговца лесом. Дарин – племянница начальника охраны, и это важнее, чем жидкие волосы. Удивительное дело, но я не родственница и не любовница. И отбор в число Прекрасных прошла на общих основаниях.

Отбор этот гросс-маршал впервые объявил десять лет назад. Видимо, в столице свежие и красивые девки закончились. Помню, мать сказала мне, двенадцатилетней: «Лицо, фигура и девственность, Эрта. Ты должна сохранить их. Это твой шанс выбраться из провинции, попасть ко двору…»

Что ж, лицо сохранить оказалось довольно просто. Фигуру – чуть сложнее. Гимнастика, плавание и силовые единоборства: по четыре-пять часов в сутки. С девственностью пришлось труднее всего. И потому, что не было отбоя от желающих меня ее лишить. И потому, что к совершеннолетию я уже с ума сходила от неудовлетворенных желаний. Представляла перед сном, как меня раздевает или касается мужик, и промокала в момент. Вытягивалась в струну, сжимала ноги и твердила себе: «Девственность, Эрта».

В результате ко двору я попала. Оказалось, что полуказарма-полузверинец не в лучшую сторону отличается от стылого маленького домика на задворках империи. Впрочем, Нарсия давно уже не империя. Двадцать лет назад генералу Борсу удался военный переворот. Свержением и казнью императора этот плюгавый подонок не ограничился. Добрую половину знати он перебил, оставшихся в живых дворян раскидал по тюрьмам. Бывших соратников велел расстрелять, недовольных и несогласных – вздернуть, так что вскоре страна превратилась в военный лагерь.

Генерал Борс возвел себя в гросс-маршалы и переименовал из превосходительства в совершенство. Ну а вешал и расстреливал он в новом звании не хуже, чем в прежнем.

В провинциях теперь вместо губернаторов заправляли генералы, в школах ввели воинские дисциплины, срок службы увеличили с трех лет до пяти. И лишь при дворе порядки соответствовали прежним, исконным: интриги, распутство, предательство, доносы и обыски.

Дворец, доставшийся в наследство от покойного императора, его совершенство живо перекроил в казарму. Вместо балов в нем теперь проводились офицерские вечеринки. Вместо придворных расхаживали гвардейцы. Вместо пикантных сплетен травили сальные анекдоты, а вместо куртуазных бесед отдавали рапорты…

Досмотр все не заканчивался. Двое охранников по очереди водили сканерами поверх платья каждой из нас. Затем «для верности» руками – тоже по очереди. Кора захихикала, когда один из мордоворотов провел ей пальцами по бедрам и ладонью огладил лобок. Я едва удержалась, чтобы не врезать коленом сопящему у ног лейтенанту.

Наконец, нас пропустили в аудиенц-зал и расставили, словно игровые фишки, на положенном месте – за троном. Урса и Дарин принялись шептаться, как провели ночь – обе участвовали в попойке, устроенной обер-канцлером. Чистота, строгость, благородство… Я покосилась на девиц и фыркнула. Обе заткнулись.

Аудиенц-зал понемногу заполнялся людьми: прибыли напыщенные чиновники, юркие секретари-письмоводители, за ними появились личные охранники гросс-маршала. Заменивший церемониймейстера дежурный майор проорал «Смирно!».