Огни Хафельберга - Ролдугина Софья Валерьевна Страница 66

Осталось только понять, как именно. Значит, не скажешь. Марцель подцепил кусок лазаньи. От тарелки потянулась тонкая сырная ниточка, как паутина. Шелтон усмехнулся, накрутил её на свою вилку и утащил к себе на тарелку. — Пока нет. — Терпение, Шванг, терпение. И не забудь, тебя еще сегодня ждет работа.

Обижаться на это было глупо, но Марцель все равно обиделся. Шелтон загрузил посуду в машинку, выставил режим и ушел наверх, отсыпаться. Марцель еще некоторое время посидел на кухне, пялись в окно, на клуш кудахчущих о своем, о женском, на ребенка, вычерчивающего прутиком в пыли алфавит, на черную желтоглазую кошку, пригревшуюся на солнышке. Вскоре, со второго этажа, досмотрев очередную серию похождений Доны Симоны и Дона Игнасио, спустилась Гретта.

Марцель выклинчил у нее кружку горячего шоколада, в практике ради покопался в поверхностных мыслях и сбежал на улицу, курить и искать рут. Какая музыка играет для тебя сегодня, а? Рыжая. Перед тем, как идти за четыре километра к секретным качелям рут, Марцель на всякий случай наведался в монастырь. Во дворе отчетливо несло горелым.

Сестра Анхелика подремывала на скамье под деревом, а других монахинь видно не было. — Привет! — широко улыбнулся Марцель, плюхаясь рядом с сестрой Анхеликой. — У вас тут ночью заварушка была, да? — Горело опять, — вздохнула монахиня, глядя в небо, и небо отражалось в ее прозрачных глазах и мыслях, как в спокойном озере. Голубой свет, белесая дымка облаков и бесконечность. «Здесь часто что-то горит, наверное, из-за молний».

«А статистика говорит, что 90% пожаров происходят из-за людей», — наябедничал Марцель, слегка переврав исходную фразу. На самом деле, так говорила не статистика, которой телепат никогда не интересовался, а Шелтон. Сестра Анхелика зябко передернула плечами, кутаясь в черный платок. «Как знать. Вчера к нам кто-то приходил вечером. Я видела его у ворот, но толком не разглядела. «Глаза уже не те».

«Видели?», — Марцель встрепенулся. Замечание Анхелики показалось очень важным, едва ли не той самой недостающей деталью, без которой не работает механизм. Облако задело краем солнечный диск, и тени шарахнулись по земле. «А во сколько?», — он осторожно накрыл рукой сухие пальцы Анхелики, настраиваясь на контакт. Синеватый сумрак, акварельное небо, ворота черные, жутковато.

И прямо под аркой, ближе к правому краю, человек в коричневом плаще и шляпе в стиле итальянских гангстеров. При взгляде на него сердце замирает. Узнавание «почти». Марцель выдохнул сквозь зубы и отодвинулся. Воспоминание было как старый фильм, увиденный сквозь запотевшее стекло. Цвета сохраняются, а форма искажена. Глаза у сестры Анхелики действительно уже никуда не годились.

После вечерней службы. — Это был ваш знакомый? — прямо спросил Марцель, но монахиня только покачнула головой. — Кто знает. Раньше приходил один человек, и часто, но теперь я его только по воскресеньям на службе вижу, и то не всегда. Старость и нерадость. — А где твой друг? — неожиданно спросила она, и Марцель честно ответил.

Спит. Он вчера сюда примчался как укушенный, боялся, что его драгоценная кирпичная готика пострадает, — соврал Марцель. — Теперь вот дрыхнет. А ваши тоже спят после ночного переполоха? — Почти все, — подтвердила монахиня и опять вздохнула. Молодой пастор вот пошел прогуляться по городу, посмотреть на прихожан. Сестра Мартина гуляет у реки, да и сестра Рут ушла.

Она всегда днем уходит. — Вот я и узнал, что хотел. — Ясно. Ну, рад был поболтать. Марцель соскочил в славке и отвесил сестре Анхелике поклон. — Пойду за сигаретами. Надо же мне поторопить молодой организм с утра пораньше. — Да какое уж утро! — рассмеялась монахиня и махнула рукой. — Иди, Марцель, возвращайся только. — А куда я денусь?

Округлил глаза телепат и хмыкнул, а потом спохватился. — Да, кстати, а что за пастор-то? — Совсем еще мальчик, — рассеянно ответила сестра Анхелика. Даша представился — Александр Декстер, а не как по обычаю. — Ну, привыкните, — обудрил её Марцель и подмигнул. — А пару раз назовёте его отцом Александром, и он тоже привыкнет.

Молодёжь надо воспитывать, по себе знаю. Сестра Анхелика рассмеялась. — Ой, ты забавник. Погоди, вот Рут вернётся, то-то я ей расскажу. Повеселеет. — Ага, бывайте. Марсель развернулся на пятках и в припрыжку побежал к воротам, а потом вниз по улице. Выдохся он уже минут через пятнадцать, сказалось вчерашнее купание в реке. Да и дорога к качелям на холме вспоминалась не так хорошо, как хотелось бы.

Поплутав немного по окраинам, Марсель нашел ту самую тропинку через поле и зашагал по ней уже не спеша. Вдали за городом проехал поезд, сияющий металлом змеёныш, скользящий по ниточке рельсов, и на несколько минут замеру платформы. Марцель все инстинктивно ждал, когда же он обовьется кольцом вокруг здания вокзала, но потом поймал себя на этой мысли и фыркнул. А тревожное чувство осталось. Оно немного напоминало комариный укус.

Чем больше думаешь о нем, тем сильнее чешется. Так нарастал и телепатический зуд, свербеж между лопатками, как от пристального взгляда в спину, или красной точки лазерного прицела. Когда окраины Хафельберга остались в двух километрах позади, игнорировать это чувство было уже невозможно. Марцель нервно оглянулся, никого, прислушался, но молчал и город, и телепатический эфир.

Паранойя, — пробормотал Марцель, пиная на ходу камешек на тропе. — Все телепаты страдают паранойей. Через две с половиной минуты он сильно пожалел, что утопил свой мобильник в Хафеле. «Чёрт, Шелтон, ты же меня прибьёшь, если я вернусь ни с чем, да?» Марцель выдохнул медленно и расправил плечи, стараясь выглядеть расслабленным. Первое правило, если заметил слежку, не дай им понять, что ты её заметил.

В конце концов, это и правда может быть паранойя. Шелтон говорил, что на способности Марцеля влияет адреналин. Именно поэтому в стрессовой ситуации телепаты обычно ещё больше себя накручивают. Город, это называлась реакция типа «бей или беги», стоило по-настоящему испугаться, и естественные рамки ограничения слетали ненужной шелухой. Марцель начинал по-настоящему слышать, как в старые времена.

Только что город тихо шуршал на границе сознания, как мышь под полом, сердце колотилось все сильнее, будто в забеге на стометровку. Тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук-тук-тук, и с каждым его сокращением шум становился громче, как будто комкают в кулаке фантик от конфеты, как будто сыпают в деревянную коробку шахматы, как будто неразборчиво бубнит телевизор за стенкой в доме с тонкими перекрытиями.

Далеко впереди звучала музыка, тревожные органные переливы, утробный барабанный рокот и флейта, мелодия кошмара. А позади, отставая на полтора километра, за Марцелем кто-то шел, и его мысли были тусклыми и невзрачными, как блеска ржавой бритвы в мокром песке у моря. — Возвращаться нельзя. Марцель подумал, что так, наверное, чувствовала себя Даниэла Ройтер, когда поднималась выше и выше в горы.

Мелодия захлебнулась. Флейта на мгновение перекрыла остальные инструменты, и Марцеля вдруг озарило. — Кто бы это ни был, он, возможно, не станет нападать на меня в присутствии Рут. И вообще, она наверняка знает кучу коротких троп к городу, значит, выберемся. Марцель стиснул зубы и ускорил шаг. Еще через километр стало ясно, что тот позади догоняет. Солнце спряталось за седое облако, но легче не стало. Футболка стала мокрая от пота. Правда, и музыка Рут звучала ближе.

Кажется, только руку протяни и дотронешься до призрачных инструментов. Шепот ржавого разума за спиной двоился, как в горячке. — Я ведь успею, да? На опушку Марцель выскочил задыхаясь. Рут испуганно отшатнулась, едва не упав с качелей, выронила книжку, и он заполошно вскинул руки. — Спокойно, спокойно, это я, то есть… Рут, тут короткая дорога есть, нужно в город к людям, срочно, и тебе, и мне, за мной кто-то идёт с нехорошими намерениями.

Рут вскрикнула испуганно и тут же зажала себе рот ладонями. В её сознании вспыхнуло что-то, огонь, взрыв, и музыка оборвалась. Марцель на секунду застыл, оглушенный тишиной, а потом нервно обернулся. Преследователь. Преследователи были уже метрах в трехстах.