Забери меня отсюда - Софья Валерьевна Ролдугина Страница 23

Уиллоу посчитала, что победа за ней, и, смилостивившись, пересела рядом с ним, обняла и пристроила голову на плече. Маркос положил ей руку на талию и затих, словно заснул, только щёки у него пламенели.

Тина обводила взглядом зал, представляла свой огромный дом – пустой, если не считать кошек, а они вряд ли смогут дозвониться в полицию, если что-то произойдёт, – и в груди у неё начинало ворочаться что-то тёмное, скользкое. И почему-то не верилось, что после выходки в кофейне Кёнвальд бесцеремонно заявится в гости, а ведь сейчас она согласна была даже на запах фиалок в ванной и присутствие незримого вуайериста с холодными руками.

«Мне… страшно?»

– Уиллоу, ты не хочешь переночевать у меня сегодня? – спросила она, пока не успела устыдиться и передумать.

Девчонка вскинулась так резко, что заехала Маркосу головой в челюсть и даже не заметила этого.

– А можно? У тебя ведь есть кровать, да? – Тина кивнула. Глаза у Уиллоу алчно загорелись. – Тогда без вопросов! А-а, как же меня задрало в спальнике дрыхнуть!

Пирс настаивал на том, чтобы вызвать такси, но Тина, поразмыслив, отговорила его. Садиться в машину к незнакомцу представлялось сейчас куда менее разумным, чем пересекать тёмный город на своих двоих.

– Один раз я уже убежала от Доу, смогу и во второй, – твёрдо сказала она, вовсе не чувствуя уверенности на самом деле. Но что-то подсказывало: решение верное, и внутренний голос подозрительно напоминал перекат волн Кёнвальда на чёрных ивовых корнях. – Из машины вряд ли получится выскочить на полном ходу, если водитель окажется заодно с Доу. И мне не хотелось бы закончить жизнь в автомобильной аварии, если на дорогу выбежит нечто условно живое и бессердечное. И вообще, Уиллоу на велосипеде, в такси он не влезет.

Пирс сломался под гнётом аргументов, однако вызвался быть провожатым хотя бы до стадиона; Маркос порывался тоже составить компанию, но из ниоткуда возник глава семейства Оливейра и резонно заметил, что для сопровождения леди довольно и одного мужчины, а на кухне полно работы, и сама она себя не сделает. Мальчишка согласился – вроде бы спокойно, однако взгляд Пирсу достался уж слишком сумрачный.

– Продолжай в том же духе – и заработаешь врага, – шепнула Тина уже на улице.

Пирс рефлекторно ослабил узел шейного платка и отшутился:

– О чём речь, Тин-Тин? Все, кто собирает на том же поле те же прекрасные цветы, – мои естественные соперники, и чем раньше юноша поймёт это, тем больше пользы извлечёт.

– Если он окажется глупее собственных комплексов, я сильно разочаруюсь, – добавила Уиллоу.

– Комплексов? – не поняла Тина.

Девчонка резко прибавила скорости и вздёрнула руль, чтобы въехать на бордюр; велосипед задребезжал, как рыцарская кляча в полной сбруе.

– Очаровательный хрупкий блондин или типа того. Он-то ещё надеется вырасти, наивный… Ладно, чего объяснять, сама скоро поймёшь.

У стадиона Пирс распрощался, но долго потом смотрел им вслед. Только он – больше ничьи взгляды не смущали ночной покой Лоундейла.

А между тем город после дождя невообразимо похорошел. Небо вознеслось оглушительно высоко – взглянешь на звёзды, мерцающие в бездне, и голова закружится. Листва и ветви влажно поблёскивали и источали особый, майский аромат свежести и жизни, который через месяц уже должен был смениться суховатым, пыльным запахом выжаренной солнцем земли. Тина любила лето – тепло, свет, изобилие, праздность и негу, но вот это ощущение чуда где-то рядом – гораздо, гораздо больше.

У каменного моста Уиллоу вдруг скорчила заговорщическую гримасу из разряда «у-меня-есть-идея», бросила велосипед и спустилась на берег, к ивовым зарослям. Поболтала руками в воде, шепча что-то ласковое, – и вернулась.

– Вот, – гордо продемонстрировала она улов, два тонких голых ивовых прутика. – Должно получиться, хотя я не уверена, никогда этого не делала.

В ушах слегка зазвенело – как бывало в детстве, в сумрачном саду за домом, под волшебной древней вишней; когда Тина повзрослела, дерево стало просто старым, без чудес.

– Что ты собираешься делать? – хрипло спросила она.

– Увидишь, – загадочно выгнула брови Уиллоу и, сжав веточки губами, вскочила на велосипед.

На холм она забралась гораздо быстрее Тины и пристроила своего дряхлого железного коня под навесом крыльца.

– Тебе лопату не дать? – выпалила Тина, когда добежала до собственного дома и застала её за порчей имущества: Уиллоу ковырялась в клумбе у порога. – Или хотя бы острый совок?

– Не-а, я уже, – сосредоточенно откликнулась девчонка и отползла в сторону, демонстрируя результат своих трудов – прутик, врытый в землю почти до половины.

Тина присела рядом на корточки.

– Думаешь, приживётся?

– А то, – вздохнула Уиллоу и прикоснулась к веточке перепачканными пальцами – нежно, с болезненным состраданием. – Ивы очень живучие. А эти вообще в своё время даже умереть толком не смогли… У тебя есть ваза? – поинтересовалась она вдруг, наставив на Тину вторую ветку, как волшебную палочку. – Хорошо бы её в твоей спальне поставить.

Ваза нашлась, и не одна. Пока Уиллоу разглядывала во все глаза фамильную коллекцию хрусталя, Тина попыталась задать несколько наводящих вопросов – о реке, об ивах и той давней «игре» с Кёнвальдом, но добилась только лаконичного «потом» и на время смирилась. Ивовый прутик поселился на подоконнике – в высоком, слегка изогнутом роге из хрустального стекла; кошки во главе с Королевой привередливо обнюхали новый элемент декора, сочли его негодным в пищу и утратили интерес.

Уиллоу обосновалась в комнате напротив, не устояв перед огромной двуспальной кроватью и подборкой морских книг, вольготно расположившихся в шкафу-витрине. Тканевые переплёты, кожаные, деревянные, украшенные вышивкой и инкрустацией; толстые по сравнению с современными изданиями страницы, запах старой-старой бумаги, изысканные закладки-хлястики из шёлка, из атласа, расписного пергамента… И под каждой обложкой – истории о неверных глубинах, об отважных капитанах и о необитаемых островах, где человечьи черепа в гротах напоминают о мрачном прошлом.

– Кому это раньше принадлежало?

Тина подошла к бюро, покрытому пылью – в последний раз тряпка и пылесос нарушали покой спальни года два назад, – и взяла чёрно-белое фото в массивной медной рамке. Чуть вытянутый овал лица, большие удивлённые глаза, чётко обозначенные скулы, толстая коса через плечо, кружевная блуза под горло – почти как доспех.

– Моей двоюродной прабабке, Селестине Мэйнард. Говорили, что я на неё похожа, с самого рождения, и дед даже настаивал на том, чтобы меня назвали в её честь.

Уиллоу отдёрнула пальцы от стеклянной витрины, точно обжёгшись.

– Почему передумали?

– Селестина Мэйнард умерла молодой, – пожала Тина плечами. – Вышла замуж за морского офицера и через год