Fallout: Тот, кто бежит по острию - Наиль Эдуардович Выборнов Страница 4

— Ты о чем? — спросил я.

— Келлог мог бы подойти для этого эксперимента, но он — пропащий человек. Бандит. А ты... Ты ведь помнишь, сколько тебя допрашивали, сколько тестов ты прошел.

Еще бы я не помнил. Мне буквально пришлось пересказать всю свою биографию. От того, что я родился в Шейди Сэндс в центре города, в шестнадцать отправился в полицейскую школу, потом Нью-Рино, бандиты, драки, винт, и так я становился сильнее. Хотя, как ни крути, но к этой дряни я ни разу не прикоснулся.

— Ты был детективом. Защищал закон. И ни разу не зашел за грань, несмотря на то, что жизнь швыряла тебя, словно щепку в бурном потоке. Ты проявлял благородство, спасал людей, даже рискуя своей жизнью. И именно это вызвало наш интерес.

Он остановился возле одной из дверей, дотронулся до панели, и она открылась. Он вошел внутрь, я зашел следом за ним и остановился. Сказать, что увиденное потрясло меня до глубины души — это ничего не сказать. Думаю, что нет слов, которые могли бы выразить мое удивление.

У стен стояло девять синтов, и у всех из них были мои лица. Сейчас эти машины были выключены, глаза не выражали никаких эмоций. Все абсолютно голые, без одежды, но они абсолютно закончены. Хоть сейчас выпускай их в реальный мир.

— Эти существа, — показал он на них пальцем. — Точные копии тебя. В голову каждому загружены твои воспоминания, кропотливо восстановленные по результатам твоих тестов. Мы будем прогонять их через симуляторы, проверять реакции, проверять, кем они станут в итоге. Возможно, что у нас получится сделать синтов более... Приспособленными. И одновременно поднять их моральные качества. Они ведь сейчас не знают, что такое добро и зло, до тех пор, пока мы не вольем эти данные в их голову в качестве директив. Эти же подчиняться директивам не будут.

У меня вдруг закружилась голова. Десять копий меня. А не может ли получиться так, что мы банально не узнаем, кто из них настоящий? Мы ведь не отличаемся, и, насколько я знаю, до сих пор не существует точного способа отличить синта от настоящего человека, не убив его, и не расчленив. Если там будут электронные детали с клеймами, тогда да. Тогда все ясно.

А настоящий ли я? Они неотличимы от меня, они будут вести себя точно так же, как повел себя я. Именно поэтому один из них справился с синтом-охотником. Потому что я тоже сумел бы, если бы возникла такая необходимость.

Почему так? Почему это произошло?

— Почему у меня никто ничего не спросил? — задал я вопрос, который вертелся у меня на языке.

— Ты давал согласие на эксперименты, — ответил Отец. — Ты ведь сам согласился. Долгая жизнь, работа, все эти блага в обмен на то, что мы будем изучать тебя, твой опыт.

Ага, конечно-конечно. Только вот одно дело — проводить эксперименты на мне. А совсем другое — создать мои чертовы копии.

— Они точно не покинут Институт? — спросил я.

— Этого никогда не случится, — заверил меня директор.

— Один уже сбежал, — только и оставалось хмыкнуть мне. — А мне пришлось его убить. И это, знаете ли, не способствует сохранению душевного равновесия. Когда убиваешь точную копию себя.

— Я понимаю тебя, Михаил, — проговорил он. — Прекрасно понимаю. Все будет нормально, ты продолжишь работать на нас, а мы будем изучать данные, полученные от этих машин исключительно в рамках симуляции. А потом воспользуемся ими для работы над новой серией синтов.

— Ладно, — сказал я. — В таком случае я пойду.

Не дожидаясь разрешения, я вышел из помещения, и двинулся по коридору. Я буквально чувствовал взгляд, которым Отец прожигал мою спину. Уверенный такой. Он будто бы заранее предполагал, что я буду делать. Так оно чувствовалось.

Я прошел по коридору, даже не смотря вокруг, уставившись в идеально ровный и чистый пол. Если уж совсем честно, то перед глазами у меня по-прежнему стояли девять моих копий.

У меня была своя жилая ячейка в дальнем крыле. И мне даже разрешили оформить ее по своему вкусу. Я выбрал стены под дерево, самый обычный топчан и окно, через которое было видно пустыню. На самом деле это был экран, но мне было абсолютно наплевать на это, этот дом напоминал мне тот, в котором я жил в Джанкшен-сити, когда фермерствовал. В то время я был ближе всего к состоянию, которое называют счастьем.

А ещё окно позволяло забыть о том, что мы на самом деле погребены под многими миллионами тонн горных пород, и единственный выход отсюда — это телепорт. Тоже немаловажно.

Оказавшись внутри, я заблокировал дверь через панель, открыл шкаф и принялся вытаскивать из него свои вещи.

Одежда, два комплекта. Обычные клетчатые рубашки, ещё довоенные, хлопковые, и джинсы. Крепкие рабочие ботинки на замену тем, в которых я ходил. Походный рюкзак, которым я не пользовался очень давно, потому что теперь все, что мне было нужно, помещалось в небольшой вещмешок. Я ведь редко покидал Содружество, а изо всех его пределов меня могли вытащить с помощью телепорта.

Я заходил сюда сразу, когда вернулся, так что мои вещи и оружие лежали в беспорядке. Бронежилет рейнджера НКР, который я снял с убитого рейдерами конвоира, из тех, что вели меня из одной тюрьмы в другую. Разгрузочный жилет и винтовка, которые достались мне с него же.

Кольт 6520. Взяв его в руку, я повертел ствол со всех сторон, внимательно присмотрелся. Я разбирал его и чистил столько раз, что помню каждую царапину. Когда-то я начинал службу с таким же, только получил его в наследство от мертвого отца. Он был наградным и имел гравировку. Насколько я знаю, этот ствол отправили моей матери вместе с медалью конгресса. Интересно, отобрали их в итоге или нет?

Второй пистолет, Кольт 1911, который я получил у мормонов в Новом Ханаане, когда прошел инициацию. Но полноценном членом их общества я так и не стал, потому что не провел положенный год в миссии. К нему у меня есть глушитель, но нашел я его уже позже, на руинах небольшого городка под Чикаго. В отеле.

И это всё я снова помню. Только вот теперь я уже не уверен, что это мои воспоминания.

Я