Паргелион - Аня Тормент Страница 14

полубезумное удовольствие от происходящего, она захохотала, в очередной раз избегая желающей схватить руки. Все они двигаются как-то очень медленно, неуклюже, топают ножищами и машут кривыми лапами, и ей не составляет никакого труда уворачиваться. Краем глаза она заметила лучника, который направил на неё стрелу. Тут же сменив траекторию, Дара, наступив на чью-то руку, которая, кажется, хрустнула — трупу уже все равно, — подскочила к лучнику сбоку и всадила нож прямо ему в шею. Тут девочка заметила, как двое чужаков волокут по земле Ситху в одной рубахе, тот орет благим матом и отбивается. Рожа у него вся выпачкана в земле, глаза выпучены, рубашка в крови. Борода подрана, от былого величия не осталось и следа. Сейчас он был жалок и слаб, и Дара не в силах была оторвать от него взгляд. Но не было внутри неё мстительной злости или торжества, только удивление, что тот, кто недавно так пугал её, сейчас валяется на земле и не в силах сопротивляться. Остальные тоже остановились как по команде и повернулись к своему вождю. Ситху, несмотря на хаос и смятение, уставился прямо на Дару и начал хрипеть: «Это она! Я говорил вам! Она виновата! Это из-за неё!», и продолжал бормотать, пока ему не всадили нож в сердце.

Дара очнулась только тогда, когда заметила, что к ней идёт он, Кривозубый. Узнала его сразу по багровому порезу через всю щеку, её заслуга. Девочка спохватилась, но поздно — чужак залепил ей наотмашь по уху и хотел было приложить ногой, но она увернулась, откатилась в сторону и, когда противник снова приблизился, дала ему по колену. Мужик взвыл, но все же успел схватить её за руку. Где же брат? Она не могла вернуть прежней быстроты, которая покинула её вместе со словами Ситху. Девочка почувствовала, как по телу разливается боль, потом ощутила ещё один удар по голове и повалились на снег.

— Сука! Мразь! — зашипел Кривозубый и на всякий случай приложил ещё раз ногой по лицу. Но, видя, что она не шевелится, перестал избивать.

— Режь её, — вякнул чей-то голос прямо над ней. В голове пронеслось — «Вот и все». Но тут же голос Кривозубого захрипел:

— Нет. Её я возьму с собой. Если не издохнет.

— Смотри-ка, лук у ней какой, дай мне.

— Отвали. Кто нашёл, берет себе.

Кривозубый поднял Киев лук, вырвал из руки девочки нож, снял сумку, пошарил по карманам. Надел ей на шею верёвку, но не стал затягивать сильно и потащил куда-то. Грязный снег, запах крови, вонь плоти, смрад, исходящий от одежды Кривозубого. Очень болит голова. Чьи-то ноги протопали мимо, задев её. Чье-то тело распласталось на земле. Лучше закрыть глаза. И она провалилась во тьму.

* * *

Звёзды. Надо же, какие яркие. От их мерцания что-то затряслось в голове и отозвалось мучительной болью. Бывают же моменты, когда видеть звезды неприятно. Холодно-то как. Невозможно пошевелить ни руками, ни ногами.

Поверхность под ней, чем бы она ни была, немного раскачивалась и вдруг подпрыгнула. От этого сильно затошнило, желудок дёрнулся спазмами, и девочка почувствовала во рту отвратительный вкус желчи.

Кажется, она куда-то ехали. Скрип колес, стук копыт лошади. Чье-то громкое дыхание, голоса. Всё это — смазано, искажено, словно кто-то растянул звуки и пожевал их. В голове пульсирует боль, но даже приятно, потому что приводит в чувство.

Дара открыла рот и постаралась сплюнуть желчь. Захотелось пить.

Медленно, очень медленно открыла глаза. Не умерла. Ясность в этом вопросе наступила, когда боль затёкших мышц заполнила всё тело. Постаралась подвигать конечностями, чтобы восстановить кровообращение. Не вышло, руки стянуты за спиной. Дара подёргала верёвку туда-сюда — хорошая работа, кто-то отлично умеет вязать узлы. Ноги были не в лучшем положении — верёвка давила, пережимая кровоток. Несколько раз девочка глубоко вдохнула холодный воздух, отчего посвежело в голове. Её куда-то везут, это очевидно. Только куда? Она была в отключке, но сколько? Судя по положению луны, сейчас глубокая ночь. Телега не одна, их много, судя по скрипу колес. Значит, чужаки погрузили свой груз на обоз.

Рядом послышался стон, потом ещё один.

— Кто здесь? — шёпотом спросила Дара, но, кажется, её слова растворились в скрипе телеги.

Однако всё же прозвучал несмелый ответ:

— Я Ава. А ты кто?

— Ава, дочь Рангана портного?

— Да. А ты кто?

— Я Дара.

Тихий плач.

— Ты не знаешь, куда нас везут? — спросила Ава, всхлипывая.

— Нет. Где твои родители?

— Не знаю. Они ушли, сказав мне сидеть в избе, и не вернулись. А потом явились эти… — Снова всхлипывания.

— Они тебя били?

— Ударили пару раз, связали, потащили в телегу. Он сказал, я симпатичная. Ну, чужак.

— Сколько тебе зим, Ава?

— Одиннадцать.

Они помолчали.

— Ты кого-то ещё видела? — спросила Дара. — Кого ещё забрали?

— В этой телеге только мы. И вещи. Шкуры. Я видела, как они тащили их со двора.

Только сейчас Дара поняла, на чем она лежит.

— Много телег?

— Я видела много.

— Не знаешь, в деревне кто остался живой?

Девчонка снова разразилась слезами.

— Не плачь, — голос Дары прозвучал грубовато. — Этим делу не поможешь, ясно? Теперь надо думать, как быть.

От этого горемыка разрыдалась ещё громче.

— Эй, там! — окрикнул грубый мужской голос. — А ну заткните пасти! Или я сейчас остановлюсь и наподдам вам ещё!

Обе замолчали. Ава только часто дышала, видимо, стараясь отогнать душащие её слезы. Дара же просто молчала. Да, девчонка одиннадцати зим, причем такая плаксивая, тут не помощница. Что же делать?

Захлестнуло отчаянием. Сил не было, и казалось, что скоро она снова выключится. Мысли прыгали одна на другую, будто кто-то заставлял их плясать странный дёрганый танец. Хотелось просто провалиться в сон, но из-за холода заснуть не получалось, потому оставшуюся часть ночи девочка провалялась в полузабытьи, слушая стоны Авы и разговоры возницы со своим спутником. Как она ни старалась уловить смысл слов, он расплывался, как пятно от ягоды, брошенной в кашу. И виделись ей попеременно лица матери и брата, мёртвое лицо Варки, глупого мальчишки, который всё хвастался, как хорошо он умеет бегать, но не смог убежать в этот раз. Мастера Миро, Ситху и Кривозубого, который заносил над ней руку.

Когда небо посветлело, пленница стала приходить в себя. Попробовала пошевелиться, но смогла только слегла покататься из стороны в сторону. Девчонку было не слышно, значит, спала. Или умерла — Дара ведь не спросила, не ранена ли она. В лицо летели холодные снежинки. Девочка открыла рот и высунула язык, жадно слизывая с