Черная вселенная - Макс Максимов Страница 7

– Обалдеть! – произнес техник, вылезая из транспорта.

Марк только сейчас заметил трещину.

– Да что у вас там!? – Храмов был на взводе.

– Разлом! – крикнул Мишкин. – Еще бы миг – и все! До свидания! Александр Мишкин только что спас нам жизни! Максим, запишите это там где-нибудь.

Техник, делая робкие шаги, подошел к разлому. Замер в метре от него и несколько секунд вглядывался, пытаясь осознать его размеры. Марк тоже вышел из ровера, но к краю подходить не стал.

– Глубокий, – протяжно произнес Мишкин, а потом затараторил: – Не могу даже примерно сказать глубину из-за эффекта зеркального коридора. Ширина… тоже непонятно… где-то… метров шесть, может, семь. Протяженность огромная, разлом уходит в обе стороны за пределы видимости.

Марк осознал, что только что заново родился.

– Я бы не углядел, – сказал сейсмолог.

– Жуть какая, – тихо сказал Мишкин, – его вообще не видно было…

Техник повернулся к Марку и нервно захихикал. Марк улыбнулся в ответ, подняв брови, покачивая головой из стороны в сторону.

– Надо срочно сообщить всем про опасность подобных разломов, – произнес Мишкин, – сказать, чтобы соблюдали скоростной режим – не более десяти километров в час, и чтобы глядели в оба!

Пришлось свернуть вправо почти на девяносто градусов относительно намеченного маршрута. Проехали еще около километра вдоль расщелины. Ехали медленно, километров восемь в час. От траектории пути взгляд не отводили ни на миг. Марк все это время сидел, наклонившись вперед, вытянув шею, и, напрягая зрение, высматривал перед ровером возможные ловушки.

– Тормози, – спокойно произнес сейсмолог, – дальше не поедем. Тут установим.

Из багажника ровера Марк вытащил сейсмоприемник – индикатор колебаний среды. Сейсмоприемник представляет собой виброчувствительный элемент с усилителем, расположенным в герметичном корпусе с размерами двадцать на двадцать сантиметров. Обычно сейсмоприемники вставляются в грунт, но в условиях Тихой Гавани его пришлось расположить на специальной тонкой металлической раскладной плите площадью чуть больше квадратного метра.

Пока Марк, сидя на корточках, несколько минут возился с датчиком, Мишкин не переставал вертеться, будто выискивал что-то лучом во тьме.

– Готово, – сказал сейсмолог. Мишкин молчал. Марк распрямился и вдруг обратил внимание, что вокруг все затихло настолько, что казалось, будто они сейчас находятся в отрытом космосе. Сейсмолог медленно огляделся. Вокруг лишь пустота. Вдали все так же сиял спасительный свет «Гефеста».

– Поехали обратно? – Мишкин повернулся к товарищу.

Марк опустил взгляд и посмотрел на свое кривое отражение.

– Да, поехали, – ответил он и, не поднимая взора, сделал шаг в сторону ровера и тут же замер. Сердце его бешено заколотилось, адреналин выделился в кровь, в висках начало пульсировать. Марк не поверил своим глазам, когда увидел, что в момент шага отражение его на миг застыло, буквально на полсекунды, а потом догнало физическое тело.

– Прием, – тихо и взволнованно произнес сейсмолог.

– Да, – ответил Храмов.

– Я не знаю, засняла ли это камера, но только что мое отражение замерло в зеркале, когда я двигался, – Марк старался говорить спокойно, хотя внутри у него бушевали эмоции.

– Ты уверен? – Мишкин помахал рукой своему отражению. Задержек он не заметил.

– Уверен, – сказал Марк.

– Я сейчас отмотаю запись назад и посмотрю, может, там что видно было, – сказал Храмов.

Мишкин вытянул руку вперед, не сводя взгляда с ее отражения, и резко дернул ею в сторону. Отражение руки так же резко дернулось вслед за настоящей рукой.

– Точно уверен? – спросил техник.

– Точно!

– Может, показалось? – продолжил Мишкин. – Из-за стресса вполне может быть.

– Нет! Не показалось! – сказал Марк и сделал быстрый шаг влево, глядя в зеркало под собой.

– А сейчас отстает?

– Нет, не отстает.

– На записи не видно отражения, – сказал Храмов.

– Я на сто процентов уверен, что отражение отстало от моего движения! – голос Марка дрогнул. – Я четко это видел! Задержка была почти на секунду!

– Ты понимаешь, что даже во Вселенной с другими законами физики отражение не может отстать от твоего движения? – сказал Мишкин.

– Не знаю я… – нервно ответил Марк.

– В этой Вселенной другие фундаментальные параметры, – сказал Храмов, – но даже если предположить, что отражение и правда отстало, то я не могу даже представить, какие настройки надо изменить, чтобы вызвать такой оптический эффект.

Марк и Мишкин стояли и дергали руками в стороны, всматриваясь в зеркала.

– Поезжайте обратно, – сказал Храмов, – этот случай мы обсудим с Евриным сегодня на собрании. Может, он даст какой-нибудь компетентный комментарий.

4. Невероятные свойства материала

Гене на бурмашине далеко отъезжать от «Гефеста» смысла не было, ведь узнать, возьмет ли бур зеркальное покрытие, можно прямо здесь и сейчас. Этим он и его помощник и занялись. Гена стоял в двадцати метрах от корабля и жестом руки показывал Андрею, сидящему за рулем, место, куда тому необходимо подъехать. Андрей сдавал задом к намеченной Геной точке. Когда машина оказалась где надо, Гена подошел непосредственно к самой буровой установке, расположенной сзади. Управляя ею с помощью сенсорного экрана, он разложил четыре выносные опоры, которые выдвинулись, словно ноги из-под панциря черепахи, и уперлись в зеркальное покрытие, приподняв транспорт на несколько сантиметров.

– Хоть немного-то должно пробурить, – тихо произнес басом Гена, поправляя кислородную маску на черной косматой бороде и глядя на то, как поднимается в вертикальное положение огромное сверло с алмазной коронкой на конце.

Геолог ткнул толстым пальцем в сенсор и запустил процесс бурения.

На самом деле на Тихой Гавани не все члены команды «Гефеста» испытывали нервное напряжение. Гена не испытывал. Гена вообще никогда не нервничал. Не нервничал, не расстраивался, не злился, не грустил и практически никогда не радовался. Практически. Иногда все же мог улыбнуться. Про Гену говорили, что он человек-робот, хотя небольшая палитра эмоций у него все же имелась, но выражал он ее очень скупо. Точнее сказать, совсем не выражал. Даже если случалось какое-то чрезвычайное происшествие, Гена, глядя чернющими глазами из-под чернющих густых бровей, мог произнести лишь что-то типа – «ого» или «ну и ну». Так было, когда они садились на Марсе и сработали не все парашюты посадочной капсулы. Посадка была жесткая – капсула врезалась на критической скорости в поверхность Марса (благо были воздушные мешки снаружи), а далее катилась. Все люди в капсуле орали от ужаса неминуемой смерти, а Гена молчал, и только когда спускаемый модуль остановился, сделав перед этим какое-то невероятное количество кувырков, Геннадий тихо произнес свое «Ну и ну», а потом под звуки одышки коллег тихо добавил: «Значит, не сегодня». Видимо, он тогда говорил про смерть.

Гена имел невероятное самообладание, почти самурайское. Но все же однажды в школе в