Месть человеческая – Том I. - Алексей Фокович Фоков Страница 30

Мне стало предельно ясно, что огонь — это пламенная черта, между до и после.

Горела в печке не одежда, совсем нет!

Сгорала наша попытка примирения с победителями…

Глава 7. Едина плоть

Глава 7.

Едина плоть.

Претория. ПреторСити. Аэровокзал.

— Сколько пальцев? — непримечательная рука непривыкшего к физической работе неприметного человека в очках.

Бледные глаза внимательно смотрят сквозь очки, ожидая ответа.

— Три Серый. Всё успешно?

— Да вполне, всё успешно, мой фургон, даже не осматривали, таможенники пропустили, проверив накладную.

— Повезло, — с облегчением вздохнул я. — Вам не говорили, что ваше лицо вызывает интуитивную эмпатию?

Я не удержался на радостях от комплимента. Чёрт возьми, приятно всё-таки после всех волнений и метаний увидеть знакомые очки.

— Эмпатию? Нет, разумеется, меня обычно не замечают. Но давайте вернёмся к делам, всё прошло успешно, кофры не вскрывались, я полагаю, требованиям нравственности и морали будет более соответствовать, если вы самостоятельно разбудите родных.

— Да, разумеется.

Повисла тишина, мы оба знали, что следующий шаг придётся сделать, и оба понимали, после побега решиться будет намного проще, но всё равно боязно.

Серый молчал, не торопил меня.

— А, что дальше оттягивать, раз решили — режь. Уже поздно сдаваться.

Я повернулся на столе спиной кверху.

— Вы, разумеется, понимаете, что после этого, сдаться властям, будет можно, но невозможно будет свести к действию в состоянии аффекта, а это, соответственно, уже не ссылка, а каторга, мне дать вам собраться с мыслями? — голос посланца сух и без эмоционален.

Как объявление о прибытии монорельсового поезда, на платформу рабочей окраины, богами забытого городка, моего мира.

Разве что, не говорится:

«До остановки поезда не приступать жёлтую линию»;

Хотя если вдуматься, я сейчас жёлтую линию преступлю.

— Я Тит Грейстоун, понимаю последствия и принимаю их без сожаления.

Всё, пора рвать ещё одну пуповину, соединяющую меня с обществом.

Шипенье аэрозольного обезболивающего, скальпель, разрезающий кожу, пинцет, вынимающий инородное тело, металлический стук бросаемого в кювет чипа, три щелчка стиплера и завершающее нанесение клея на шов.

Вот и вся операция, всегда то, что потом не изменить, сделать быстро, а последствия на всю жизнь.

— Ну вот и всё. Я отправляюсь спать, корабль в вашем распоряжении, две свободные каюты, паёк на камбузе, душ справа от выхода, туалет напротив, не буду мешать радости по поводу воссоединения семьи.

Я, стоя под струями воды, думал об одном, стоит ли спрашивать Ладу про чип, или лучше не возлагать на неё такую ответственность, оставить супруге отговорку на самый крайний случай, что чип удалили без её согласия.

Одежда нашлась на креслах, обычная, космическая, повседневная. Футболка и шорты и ничего больше, на малых кораблях атмосфера полёта как в квартире или в своём доме, несколько человек, запертых в консервной банке посреди космоса.

Мы люди слишком маленькие по сравнению с Великим Всесущем. Мы это осознаём и тянемся друг к другу. Фактически мы как одна семья, а внутри семьи, в домашней обстановке никто не садится за обеденный стол в костюме от-кутюр.

На больших кораблях со многими десятками, а то и сотнями или даже тысячами человек, там всё по-другому, там царит жёсткая иерархия – адмирал таскает парадный мундир с орденами и при шпаге, в начищенных до блеска туфлях, как бы ни был стар и сгорблен годами, но даже в своей каюте не меняет неудобные туфли на шлёпанцы.

Каждый, цепляется за форму, соответствующую своему статусу.

От верха до низа.

Что меня всегда поражало на флоте именно низы, а не верхи зубами держатся за условности формы, капитан, может принять старшего офицера без мундира, особенно если оба принадлежат к одной ветви Клана, а вот матросня…

Трюмные крысы — всякие там ремонтники, электрики, механы, атомщики, грузчики, прибористы, КиПовцы и прочие низы команды, никогда не сменят свою синюю робу с жёлтыми светоотражателями, на дорогой костюм от Гуччи, с золотым браслетом.

Да, и что отличает ремонтников, они принципиально не носят аксессуаров, перстни, нашейные символы Богов, браслеты, цепи. У невежественных простолюдинов существует поверье, что Дух Корабля оскорбляют украшения на рабочем человеке.

Может, их суеверия на чём-то и основано, браслеты и цепи, могут намотаться на вращающиеся части двигателей и переломать шею или руку.

На флоте есть загадка:

«Как узнать работягу в офицерском мундире? Он не наденет перстень Академии.»

Шорты и футболка безразмерные, и в общем удобные, их принято отправлять в стирку каждый раз перед сном, на флоте нерях и вонючек не терпят, хотя…

Не люблю вспоминать про Простолюдинов, но есть такая форма протеста, если офицеры корабля, ущемляют права трюмных, на общее построение они выходят в старых, грязных, промасленных робах, это звоночек адмиралу, что на корабле зреет недовольство, и по странному стечению обстоятельств, скоро начнутся поломки.

Шлёпанцы лежали сбоку кучей, но я не стал их обувать, на полу ворсовые покрытия, роботы пылесосы каждую ночь его моют и стерилизуют, приятно босыми ногами походить по тёплому полу.

О чём только у меня не бродит мысль перед тем, как приняться за работу.

На белом поле ярлыка бокса, маркером надпись

«Лада Грейстоун»

Даже не могу понять, что подвигло Серого написать имя и фамилию беглянки на самом видимом месте, если б он не жил столь бесцветной личностью, поверил, кураж, издёвка над недалёкими таможенниками, но скорее нет, просто пояснение для меня, когда я начну распаковывать семью.

Однако печати целы.

Раскрываю кофр с супругой. Пайки, на коробках изображена курица на сковородке, в окружении картофельных ломтиков. Кажется, я начинаю сомневаться, что у Серого нет чувства юмора.

Я достаю супругу на руках и ложу на стол.

Не могу налюбоваться на её обнажённое тело. Знакомая нагота, но тем не менее желанная.

Моя супруга спит,