Алые слезы падших - Майк Манс Страница 17

– Верфи строятся. Раньше в них не было нужды. Но построить верфь – ещё более сложный процесс. Вы видели пристань над Кен-Сса? – спросил Вол-Си, и все кивнули. Пристань-хаб была титанических размеров. – Так вот, верфь раза в три больше. А крупнейшая верфь в Согласии и вовсе питается от звезды, высасывая её. Она представляет из себя огромную планету. Такая верфь может выдавать по пять-шесть крупных кораблей в день. Она уже работает на всю катушку. Не переживайте, у нас годы в запасе.

Ага, годы. А сколько кораблей у З’уул? Десять тысяч? Сто тысяч? Если разведданные верно передали информацию, то их космические суда размером со звезду смерти из киновселенной звёздных войн.

– И нет, сразу отвечу на немой вопрос, – ни один из этих кораблей не сравнится в размерах с шарами З’уул, мы не строим таких гигантов, но, думаю, в бою один на один разобьём их легко. Разведчик силкоран в десятки раз меньше боевого линкора Паррави, у него и правда не было шанса даже против одного корабля противника, – добавил Вол-Си Гош и попытался улыбнуться. Но что-то тяжёлое было у него на сердце.

– Скажите, а такие ритуалы… они всегда проходят, когда кто-то погибает? – спросил Освальду, глотнув чай.

– Нет, – ответила Тамош, – это особый и редкий момент, когда кто-то осознанно гибнет за Согласие. Вы же видели отчёт, Смирнов предложил рискнуть всем и выполнить долг. Вашим людям действительно свойственно самопожертвование, и он смог заразить им многих. Я не удивлена тем, что среди них капитан и ещё ряд силкоранцев – для них есть особая почесть гибели в бою. Но с ними остались и учёные, и даже лорнакиец, и надалианка.

Это «даже» что-то особенное значило, но никто не решился спросить – трусы ли представители этой расы или просто очень ценят свою жизнь. Хотя они летели в разведку неведомо куда, значит, точно не трусы.

– В общем, предлагаю не отчаиваться и помянуть наших погибших сестёр и братьев. Лично я хочу поднять тост, не чокаясь, за Романа Смирнова. Я хоть и мало, но всё же знал его лично, – Хейз встал, а за ним и остальные, даже Освальд, охая, оторвался от подушек, а вьетнамка всхлипнула. Но самыми скорбными были лица кенианцев – как будто они потеряли кого-то поистине близкого. Это ведь и есть проявление Согласия?

Глава 3. Пётр Григорьев

Земля

Завещание гуру Кумари гласило похоронить его в Ладакхе[9], рядом с домом отца. Скоропостижная кончина Сунила застала всех врасплох, похороны были назначены за три дня. Петру, который общался с Кумари всего за пару дней до этого, грустное известие принёс Артур, которому, в свою очередь, сообщил аж сам премьер-министр Индии. По традиции такое событие, как смерть гуру, означало траур национального масштаба, и сотни тысяч индийцев готовы были прийти и проститься с Кумари. Они могли бы приехать и в эту тихую, величественную местность, но власти страны, из уважения к воле покойного, запретили массовое паломничество. На скромную по меркам Индии церемонию прибыло от силы полтысячи человек, – ни одного журналиста, зато весь цвет КАС во главе с президентом Земли. Премьер-министр Индии не приехал, заявив, что не имеет возможности проститься с гуру, если так же чтит его волю, как остальные граждане. Но здесь было много тех, кто лично знал Сунила, его родственники, друзья.

Природа Ладакха потрясала: невообразимые бесконечные горы, петляющие речушки, ревущие потоками на перевалах и чинно успокаивающиеся в равнинах, словно одумавшись, мол, здесь так тихо, чего это мы расшумелись. Огромные прозрачные озера, соперничающие по голубизне с бесконечным чистым небом. Очень мало растительности, словно Господь, создавая это место, задумался, не слишком ли оно и без этого прекрасно. Старые, выцветшие здания, будто выросшие из земли и камней, а не построенные человеком, по которым нельзя было понять, то ли им пять десятков лет, то ли пять тысячелетий. Улыбающиеся невысокие люди, одетые в простые одежды, занимались столь же простыми делами – пасли скот, носили воду, готовили еду прямо на улице.

Цивилизация коснулась этого места, проникла в дома в виде телевизоров и спутниковых тарелок, провела всюду электричество, построила весьма ровные и новые дороги, но не смогла залезть в души людей, не испортила их. Обычно вся грязь цивилизации, словно морская пена, первой проникает в любое общество, где распространяется влияние новой, «великой» культуры, и лишь потом за развратом, алчностью и гедонизмом следуют образование, творчество, мораль. Но здесь эта волна разбилась об отроги гор и не задела людей, сумевших получить блага, не развратившись от их появления. Неудивительно, что Кумари хотел покоиться именно тут. Это место олицетворяло собой то, к чему устремляло Согласие, – высокую мораль и радость жизни.

Однако сегодня маленькая деревня не радовалась. Здесь ещё жили старики, помнящие Сунила мальчишкой, брат покойного с семьёй, друзья детства. Для них всех, выстроившихся возле небольшого склепа за домом, это был не просто великий Гуру, а близкий и родной человек. А вот делегация солидных мужчин и женщин, поочерёдно перенесённая сюда «лифтом» Кен-Шо с разных уголков планеты, и не только лишь одной планеты – Генрих Ланге тоже присутствовал на похоронах, казалась местным просто фоном, истуканами. Даже президент Земли ничего не значил для этих людей, но они были от души предельно вежливы и приветливы несмотря на обстоятельства.

«Если мы сможем полюбить самого грязного старика с улицы, значит, мы достойны любви Вселенной. Если мы выделяем из толпы красиво одетого и знатного человека, Вселенная отвернётся и заплачет по нам», – сказал ему как-то Сунил, и Пётр понимал, что здесь эти принципы были не просто мудростью, а основой жизни. Костюм Артура Уайта, потасканный свитер Генриха Ланге, непонятные накидки, сари, где пестрая, а где серая, невзрачная одежда, порой более похожая на лохмотья, местных одинаково мелко и незначительно смотрелись на фоне невероятных гор среди звенящего чистотой воздуха.

А ведь они не успели закончить новую книгу. Третий их совместный труд. Возможно, самый важный. А может, и незначительный, а только кажущийся важнейшим, ведь то, чем ты занимаешься прямо сейчас, и есть дело всей жизни, иначе зачем ты тратишь на это время? Кумари заразил его идеей, заставил размышлять и писать о ней день и ночь. Ради неё он ходил к Зоаму Ват Луру, допытываясь у него, как устроен их мир, зачем они живут, что ими движет. Грандиозные, невероятные по силе слова гуру