Пароход современности. Антология сатирической фантастики - Антология Страница 11

Катюсенька пожала плечами.

– Это в принципе ужасно, и мы, наверное, должны… Но быдло само виновато, раз не может отличить правду от подделки. Да оно и не считает это проблемой. В силу нехватки мозгов.

– Но ведь миссия интеллигента – создавать новые смыслы и…

– Только не для быдла! При чем тут оно вообще? Мы с ним не пересекаемся. Оно если и потребляет что-то сделанное нами, то одну упаковку. Жует фантики от наших конфет ручной лепки.

– Ну, не знаю. – Настик потупилась и заглянула в свой полупустой бокал с модным коктейлем модной тусклой расцветки.

Вечно у Настика бокал наполовину пуст, и вечно она твердит, что мы должны кому-то сочувствовать.

А кто нам посочувствует, непонятно, думал Шуша. Нет, было время, когда нашей драмой прониклись если не все, то многие. И помогали русским от чистого сердца. А потом мы надоели.

– Быдло никогда не хотело, чтобы ему сделали красиво – только красивенько. Верно, Шуша? – позвала Катюсенька. – Подтверди как искусствовед.

Шуша глядел в стеклянную стену ресторана и думал, как ему осточертели эти пустые умные разговоры, эти глупые русские еврейки, этот мутный нерусский город, и вот это вот все.

За стеной было влажное марево, в нем дрожал и мутился Тайбей. Казалось, столица Тайваня вот-вот расплавится и стечет в океан. Атмосфера здесь уже не такая убитая, как раньше, когда летом по улице ходили в масках, задыхаясь от смога, но климат побороть невозможно. Потный город летом и промозглый зимой.

Не так отвратительно, как в Питере, но вовсе не рай.

На душе у Шуши было не лучше, чем там, за стеной, он тоже плавился и плыл. Всю жизнь плыл по течению – и вот, приплыл. И болтайся тут, как навоз в проруби. Скоро тебя выловят и выкинут.

Будь Шуша не навоз, он бы сейчас заказал стакан водки, хлопнул залпом по-нашему, по-русски, а затем, цинично не расплатившись по счету, потому что все равно денег нет, разбежался как следует – и пробил головой стекло. Вылетел с тридцать третьего этажа и улетел. Туда, где нет всего этого. Туда, где человека уважают по умолчанию, раз он человек, где не заставляют притворяться и прогибаться, не принуждают, не вынуждают, не мучают. Где всем пофигу, кто ты. Где свобода.

Надо было в свое время не поддаться панике и не рвануть куда попроще, а любой ценой пролезть в Америку. Да, пришлось бы там мыть туалеты. Зато в свободной стране. Где ты можешь делать что хочешь, даже мыть туалеты, даже нелегально. А здесь тебе фиг дадут в руки швабру. Не положено. Не имеешь права.

Фашисты косоглазые.

– Алё, эксперт! – позвала Катюсенька. – Заснул?

– В первую очередь, милые барышни, интеллигентный человек не будет употреблять слово «быдло», – сказал Шуша.

– Ишь ты, – поразилась Катюсенька. – Шуша, я тебя спросила как искусствоведа, а не этого… Розенталера.

– Розенталя, – машинально поправил Шуша.

– Ну, ты-то, слава богу, – Шульман!

– Чего ты наезжаешь? – вступилась за искусствоведа Настик. – Вечно ты на него наезжаешь. А между прочим, это слово несет такую мощную отрицательную коннотацию, что объективирует не только быдло, но и интеллигента.

– А как этих неандертальцев еще называть? – искренне удивилась Катюсенька. – Быдло и есть.

Шуша открыл было рот, но Катюсенька перебила.

– Я не про интеллект. Возможно, для отдельных быдлопрофессий нужен какой-то ай-кью. Я про способность видеть прекрасное. Люди, выросшие на культуре, созданной нейросетями, просто не смогут понять настоящее искусство. И, главное, – не захотят. Это замкнутый круг. Есть запрос аудитории, роботы его обеспечивают. На наших глазах появился идеальный механизм воспроизводства быдла в природе.

– Это хуже, чем замкнутый круг. Это штопор, – ввернула Настик.

Катюсенька поглядела на Настика, потом на батарею винных бутылок в шкафу неподалеку.

– Самолет, когда падает… – Настик нарисовала в воздухе пальцем спираль.

– А-а… – протянула Катюсенька.

И покосилась на подругу неодобрительно. Мол, что же ты меня перед Шушей дурой выставила.

Настик работала переводчицей, начиталась всяких книг, нахваталась разных слов, и они из нее неконтролируемо сыпались. Так что Катюсенька выставлялась дурой регулярно, просто этого не замечали ни та, ни другая, а Шуша деликатно молчал. Ему сегодня жить расхотелось, на все стало наплевать, вот он и полез высказываться. А то бы вел себя дипломатично, без дискуссий про быдло и нелегкую судьбу интеллигента.

Тем более что интеллигентка Катюсенька угощает.

Она делала для этого бездарного модного ресторана бездарный звуковой дизайн, и ей перепала пара бесплатных обедов с выпивкой.

Справедливости ради, Катюсенька хотя бы неплохо выглядит. Ну, не так плохо, как Настик. Катюсеньке Шуша бы вдул. Но ей вдувает тот, кто оплачивает ее творческую самореализацию. В отличие от некоторых, ей ни дня не пришлось работать на удаленке по заказам из Мордора, сгорать от стыда и терпеть косые взгляды эмигрантской тусовки. Катюсеньку сразу подцепил добрый тайваньский айтишник. У них сейчас мода на творческих русских баб, сбежавших от тоталитаризма.

Понимайте как хотите, но это местные так выражают свое отношение к китайской оккупации. Типа вы наш остров захватили, а мы будем вам назло подкармливать русскую интеллигенцию. Ну и попутно трахать ее, раз уж подвернулась.

То, что материковому Китаю такая изощренная логика недоступна и он в упор не видит протестной активности, тайваньцев не беспокоит. Важна не форма, важно содержание.

Это как со словом «быдло». Содержание вроде бы верное, а форма – будто кого-то трахают, и есть вероятность, что тебя.

Шуша терпеть не мог быдло, и отдельно русское быдло. Но если ты за правду и справедливость, будь любезен, помни, что простой народ, бессмысленный и беспощадный, неповинен в своей простоте: он обманут, его угнетают, ему привили рабский менталитет.

– Хорошо, – сказал Шуша. – А вот представь, чисто теоретически, что власть захотела поднять культуру лоу-класса.

– Зачем?! – Катюсенька вылупила глаза.

– Черт ее знает, – честно признал Шуша. – Но примем за теорию. И внезапно как раз нейросети помогут. Если их перенастроить на повышение качества – вуаля! – через одно-два поколения у тебя вся нация на новом уровне. Вырастут люди, натасканные с детства отличать приличную вещь от халтуры. Публика, которая уже не купится на красивенькое, она красивого захочет. Тебе же лучше. Представь: огромная аудитория, целый народ, открытый для новых смыслов, которые ты создаешь…

– Чушь какая, – сказала Катюсенька. – Что с тобой сегодня, Шуша? Этот Шуша несет чуши. Шуши-чуши-шуши-чуши…

Она уставилась куда-то в сторону, легонько отбивая ритм по столу.

– То, что делает Катюсенька, это не для народа, – поддержала Настик.

– Народ меня не интересует, – согласилась Катюсенька. – Шуши-чуши… Народ не в состоянии