Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф Страница 103

Прихватив с собой оставленную позади Священного Окна трость Крови с головой львицы на набалдашнике, он повел Орхидею вниз, к боковой двери.

– Снаружи, в беседке, есть скамьи. С твоего позволения, мне нужно снять с ноги вот эту повязку и ударить ею обо что-нибудь твердое. Надеюсь, ты не возражаешь?

Орхидея оставила вопрос без ответа.

До выхода в сад Шелк даже не понимал, какая жара царит в мантейоне, возле алтарного огня. Казалось, сад раскален докрасна: кролики, лежа на боку, жадно хватали ртом воздух, травы майтеры Мрамор увядали едва ли не на глазах, но ему сухой, знойный ветер показался прохладным, а пылающий брус полуденного солнца, в другое время ударивший бы в лицо, точно молот, совершенно утратил силу.

– Ох… горло промочить надо бы, – выдохнул он. – То есть воды напиться. Кроме воды, у нас ничего нет. Не сомневаюсь, тебе тоже хочется пить.

– Уж это точно, – подтвердила Орхидея.

Проводив ее в беседку, Шелк дохромал до кухни обители, покачал ручку помпы, пока из носика не хлынула вода, и с наслаждением подставил под струю голову.

Вновь выйдя в сад, он подал Орхидее кружку с водой, а вторую, для себя, наполнил из прихваченного с кухни карафа.

– По крайней мере, холодная. Сожалею, что не могу предложить тебе вина. Через день-другой благодаря тебе запасусь, но сегодня с утра просто времени не хватило.

– Вода – как раз то, что мне нужно. Голова разболелась, – призналась Орхидея. – Красива она была, верно?

– Богиня? О да! Она… она просто прекрасна. Ни один из художников…

– Я о Дриадели.

Осушив кружку, Орхидея протянула ее Шелку, и Шелк, кивнув, наклонил над ее кружкой караф.

– Как считаешь, патера, эта богиня вправду могла явиться к нам из-за нее… пусть даже не только? Хотелось бы думать… почему нет?

– Лучше я сразу изложу весть от богини, – заметил Шелк. – И так уже затянул с этим непозволительно долго. Киприда велела передать тебе следующее: та, кто любит хоть кого-то, хоть что-то помимо себя самой, не может быть особой вовсе уж, непоправимо скверной. Тебя на время спасла Дриадель, но теперь ты, спасения ради, должна подыскать нечто новое. Полюбить кого-то, что-то еще.

Долгое время (так показалось Шелку) Орхидея хранила молчание. Белая нетель, лежавшая под чахнущей смоковницей, заворочалась, укладываясь поудобнее, зачавкала жвачкой. Люди, ждавшие на Солнечной, по ту сторону садовой ограды, возбужденно роптали, тараторили меж собой. О чем они говорят, Шелк разобрать не мог, но догадывался.

– Неужели любовь вправду значит больше, чем жизнь, патера? – пробормотала Орхидея, наконец-то нарушив молчание. – Неужели она важней?

– Не знаю. Может, и да.

– Вообще-то я много чего любила, – с горькой, невеселой улыбкой заметила Орхидея. – Прежде всего те же деньги… однако на все это сотню карточек выложила, так? Может, на самом деле я люблю их не так уж сильно?

Шелк призадумался, собираясь с мыслями.

– Видишь ли, богам приходится говорить с нами на нашем языке, на языке, постоянно искажаемом, уродуемом нами самими, поскольку другого мы не поймем. Возможно, у них имеется тысяча разных слов для тысячи разных видов любви, а может, и десять тысяч слов для десяти тысяч оных, но, изъявляя нам свою волю, они вынуждены на наш манер заменять их все одним словом: «любовь». Должно быть, это порой затуманивает смысл их речений.

– Непростую ты мне, патера, задал задачку…

Шелк покачал головой:

– Я ни минуты не думал, что она окажется простой, и, полагаю, Киприда так не думала тоже. Будь это пустяком, уверен, богиня не стала бы предостерегать тебя ни о чем.

Орхидея принялась перебирать гагатовые бусины.

– А я-то гадала, отчего кто-нибудь – та же Киприда, или Пас, или другой кто – не уберег ее… но теперь до меня, кажется, дошло. Теперь-то понятно.

– Так объясни и мне, – попросил Шелк. – Я вот не понимаю этого, но очень, очень хотел бы понять.

– Все просто: чтоб от другой беды уберечь. Смешно, да? По-моему, Дриадель не любила никого, кроме меня, и если б я померла прежде… – Орхидея пожала плечами. – Вот боги и рассудили: пускай уйдет первой. Красива она была. Куда красивей, чем я, даже в лучшие мои годы. Всем хороша, только воли ей не хватало… по-моему. А ты сам, патера, что в жизни любишь?

– Не знаю, – признался Шелк. – В прошлой беседе ответил бы: наш мантейон, но с тех пор многое изменилось. По крайней мере, на мой взгляд. Пытаюсь любить Иносущего, постоянно говорю о нем, это Чистик заметил верно, однако порой готов его возненавидеть: конечно, он оказал мне великую честь, но и ответственность на меня взвалил неимоверную.

– Ты удостоился просветления. Так мне сказал кто-то по дороге сюда. Говорят, ты собираешься вернуть нам Хартию, а сам станешь кальдом.

Шелк, покачав головой, поднялся со скамьи.

– Пойдем-ка внутрь. Там нас, в такой-то жаре, дожидаются пятьсот человек.

На прощание Орхидея, к немалому его удивлению, потрепала его по плечу.

Завершив последнее из жертвоприношений и разделив меж желающими последнюю порцию священной пищи, Шелк велел собравшимся освободить мантейон.

– Сейчас мы уложим Дриадель в гроб, – объяснил он, – а гроб закроем. Желающие попрощаться с нею вольны сделать это по пути к выходу, однако теперь всем надлежит уйти. Тех, кто собирается провожать гроб до кладбища, прошу подождать снаружи, у входа.

Майтера Роза уже ушла отмывать его перчатки и жертвенный нож.

– Я бы предпочла не смотреть, патера, – шепнула Шелку майтера Мята. – Нельзя ли мне?..

В ответ Шелк кивнул, и майтера Мята поспешила в киновию. Скорбящие вереницей, один за другим подходя к гробу, устремились наружу, а Орхидея осталась на месте, чтоб оказаться последней в очереди.

– Вот эти люди понесут гроб, патера, – сообщила майтера Мрамор. – Затем они и пришли. Вчера мне подумалось, что нам не помешает помощь, а на чеке значился адрес, и я послала Орхидее записку с одним из мальчишек.

– Благодарю, майтера. Просто не знаю, что б я без тебя делал… о чем уже тысячу раз говорил. Будь добра, попроси их подождать у входа.

Мантейон пустел на глазах, однако Синель даже не думала подниматься с места.

– Тебе тоже следует выйти, – сказал ей Шелк, однако Синель его словно бы не услышала.

По возвращении майтеры Мрамор они подняли тело Дриадели с ледяного ложа и уложили в загодя приготовленный гроб.

– С крышкой я тебе помогу тоже, патера.

Шелк покачал головой:

– Кажется, Синель хочет поговорить со мной, но не станет заводить разговор при тебе. Ступай к дверям, майтера. Если говорить негромко, оттуда ты нас не услышишь. Синель, я собираюсь закрепить