Never Fade Away (СИ) - Барышников Страница 91

— Пафосное название, прикрывающее банальщину о трагической истории клонирования. Подвалы корп, история материнской или заурядной плотской любви ученого к своему творению. С непременным якобы загадочным преступлением. Убийца — садовник. В пизду, — потянувшись свободно и при этом чуть не заехав Ви живой рукой в висок, рокербой уперся ногами в подлокотник, плечами в бедро наемника и с усилием, глубоко и довольно вздохнув, распрямился во весь рост, заставляя Ви подвинуться к противоположному краю дивана. — Во, так заебись. Покурим? Че убогого там еще есть?

— Вечно ты все засрешь. Про клонирование. Интересно же! — потянувшись через Джонни, соло выудил из пачки сигарету и прикурил, одновременно удаленно выключив свет и опустив жалюзи. Квартирку окутала уютная тихо дышащая темнота, освещаемая только синеватым свечением меню голопроектора, да узкими неоновыми полосами, пробивающимися через щели жалюзи. В тусклом сиянии плавали изменчивые фигуры сигаретного дыма. Перехватив бутылку пива из мини-холодильника, примостившегося у дивана, и открыв ее, Ви вернулся к изучению списка доступных по подписке фильмов. — Во! «Преступление, наказание и зомби»! Ужасы и трэшак. Глянем?

— О да… Кто бы ожидал другого от любителя реалити-шоу! Ты знаешь?.. Знаешь, сколько раз мне хотелось разъебать битой твой голопроектор, когда ты поглощал это нажористое хрючево для извилин?! Серьезно, Ви, это же радиоактивная хуйня! Чувствовал, как тупею прямо вместе с тобой. Мой уровень интеллекта, сука, падал просто фатально и физически ощутимо. Меня блевать, блять, тянуло. Причем, не поверишь, прямо мозгом. Столько клеток разом не убивает даже самая жесткая наркота. А в этом деле я спец, уж поверь, — криво оскалившись в полумраке, рокер выудил из воздуха свою энграммную сигарету, затянулся и выдохнул пиксельный дым прямо в лицо наемника.

— Ты хули разошелся-то, великий ценитель прекрасного и умственно обогащающего? — недоуменно моргнул Ви на эти внезапные излияния. — То есть как с Бестией, так можно и двадцать восьмую часть «Бушидо» схавать, а как Ви, так, значит, сразу тупой еблан?

— Потому что ты тупой еблан, Ви, смирись с этим наконец-то или начинай над собой работать, — и словно бы не он сейчас нес оскорбительную хуйню или же просто не считал ее важной и серьезной, Сильверхенд с усмешкой, довольно, с усилием отерся затылком о солнечное сплетение соло. — Мы, блять, не в авто-кинотеатре, где любое говно уместно, мой маленький недалекий наемник, потому что никто не планирует смотреть на экран более десяти минут. Так что если мы не собираемся начать тискаться в ближайшую четверть часа, то шуруй дальше по списку и не выебывайся.

И черт его знает, с чего бы рокербой был уверен, что в ближайшее время они не перейдут от фильма к чему-то более приятному… Да только в кои-то веки Ви, скорее всего, исключал такой исход, как бы это ни было печально. Ему бы очень хотелось потрахаться от души в качестве завершения этого охуенного победного дня, но башка его, которую сегодня сотрясли два кошмарных удара, все еще тошнотворно кружилась, во рту стоял отвратный привкус железа и хрома, ломота засела в затылке и за правым ухом — у самого биочипа, и спускалась вниз по шейным позвонкам, отдавая в лопатки, а развороченная бровь доканывала периодическими взрывами агонической пульсации. Стимуляторы работали, разгоняя боль, восстанавливая ткани, но, видимо, при таких-то сотрясениях времени для полного исцеления прошло еще маловато. Возможно, Джонни просто чувствовал его состояние. Возможно, для выводов ему было достаточно рожи наемника, все еще разукрашенной красивыми гематомами и праздничными уже потихоньку сходящими парными фингалами.

— Заебал ты, Джонни, вот серьезно, — за зомби было особенно обидно. Этот жанр Ви искренне любил. Трэшак, захаванные мозги, алчные полчища пожирателей плоти… Ну что еще, казалось бы, нужно для охуенного вечера? От возмущения и досады соло даже попытался привстать, спихнуть с себя наглого мудака. — Тебе, блять, арт-хаус заебистый какой-нибудь, что ли, подавай? Так ты сразу скажи, не еби мой многострадальный мозг. Я тебе включу его и пойду каким-нибудь делом займусь. Схемы и чертежи давно вон хотел разобрать…

— Сидеть, — рокер напрягся, ощутимо придавливая Ви к дивану тяжестью собственного тела, не давая подняться. — Ты. Я. Кино. Решили, значит, решили. Листай свой уебанский список дальше. Должно же там быть хоть что-то стоящее.

После пятнадцатиминутных препирательств, полных искрометного юмора и утомительной иронии, сошлись в итоге на фантастическом триллере об имплантах-убийцах. Все еще глубоко в душе сожалея об отвергнутых Сильверхендом жадных до человечинки ублюдках и недоумевая насчет преимуществ имплантов-убийц перед зомби, наемник включил фильм. И только тогда осознал, что в процессе перепалки о жанрах и предпочтениях тоскливые и страшные мысли вынесло на потоке возмущения. В голову закралось подозрение насчет внезапной вспышки раздражения великого кинокритика-анархиста. И, кажется, блядская его схема сработала.

Потягивая пиво, Ви лениво пялился в экран, наслаждаясь больше вовсе не действием, происходящим в картине, а ощущением полного покоя и уюта. Комфортная темнота смыкалась вокруг них, омывало знакомыми родными запахами. Оба кайфовали через рецепторы соло от простецкого вкуса трешовых синтетических снеков. Рокербой отпускал едкие шуточки, отчего триллер превращался периодически в неебическую комедию.

Пальцы Ви путались в темных волосах Джонни; проходились медленно и почти невесомо, задумчиво то по колючей щеке рокера, то по линии челюсти. Когда наемник касался шеи Сильверхенда, то чувствовал, как перекатывается под кожей кадык, когда тот сглатывал — такое живое, потрясающе живое простое движение. Спускался, не глядя, наощупь, прикосновениями ниже горла, ниже ключиц — ловил ладонью дыхание, спокойно приподнимавшее грудь рокербоя, слушал ровное сильное биение бесконечно любимого сердца — и плавился от ощущения правильности и покоя.

Ви знал, что Джонни нравилось вторгаться в личное пространство. Он не понимал, делал ли рокер это осмысленно, чувствуя, что этим завораживает и подавляет волю, или же, как обычно, просто пер по заложенному в него природно наитию. Манера его раздражала, но и околдовывала одновременно — все эти интимные приникания, рука на плече, голос над самым ухом, дыхание в лицо, вечное сокращение дистанции, мешающее мыслить ясно. Но теперь соло узнал и еще один новый факт: Сильверхенд сам для себя искренне любил — охуеть, какие новости, — прикосновения. Заваливаться вальяжно, укладываясь своей тяжелой башкой на грудь или живот Ви, упираясь плечами в бок или бедро. Естественно, по-хозяйски, бесстыдно и без стеснения перся, когда пальцы наемника гладили его лоб или скулу, перебирали волосы. Раньше Ви казалось, что для рокербоя эта ласка была бы подобна смертельному ранению или кощунству — возмутительно и неуместно, но Джонни и тут умудрялся