На золотом крыльце - Евгений Адгурович Капба Страница 23

— А что, спать приходилось с проблемами? — спросил директор.

— Ян Амосович, вы знаете, что такое «темная»? — вопросом на вопрос ответил я, хотя и знал, что это — национальная черта не русских, а кхазадов.

— Хотел бы не знать, — откликнулся Полуэктов и повернул правую руку внутренней стороной предплечья ко мне.

В его загорелую кожу здесь намертво въелись синие цифры — длинный номер! Концлагерь? Где он побывал в концлагере? Арагон? Речь Посполитая? Германская Конфедерация? Это сколько ему вообще лет? В любом случае — мы друг друга поняли. Да и вообще, этот разговор мне понравился гораздо больше, чем беседа с Адодуровым в интернате. Не все директора — скоты, оказывается. Хотя и Адодуров не скот, просто место работы у него скотское.

— Значит, мы договорились, Михаил, — Ян Амосович допил чай и пристукнул донышком чашки по подлокотнику кресла. — Ты стараешься, учишься с полной отдачей и изо всех сил не создаешь проблем. Я же прямо сейчас связываюсь с Людвигом Ароновичем — нашим столяром и с канцелярией, возьмем тебя по договору подряда подсобником. Кроме того — вместо следующей физкультуры ты идешь на «кулачку», поправь в своем расписании. Если вы с тренером споетесь, значит — так тому и быть. Если нет — будешь с парнями в килу гонять. Укрепляет командный дух!

Я, если честно, не хотел укреплять командный дух с неизвестными мне пацанами. Мне и двух странных соседей хватало для экспериментов по социализации. Но вслух сказал другое:

— Большое спасибо за участие, господин директор. По крайней мере хоть что-то в моей жизни прояснилось, — и я был совершенно искренен.

Ян Амосович милостиво кивнул, и разрешил:

— Можешь идти, тебе надо с соседями знакомиться, и вообще — освоиться. Занятия по развитию дара начнем завтра, сразу подходи к куполу №3, — он пошевелил пальцами и дверь открылась.

Тоже — телекинетик, выходит? Логично. Я встал и направился к выходу, но был остановлен задумчивым голосом Полуэктова:

— Михаил, а ваш дед Костя — это Константин Константинович Иголкин, доктор исторических наук?

— Мой дед Костя — это он и есть, — правда, иногда он подписывал письма другой фамилией, подлиннее, но если речь шла о научной работе, оплате счетов и всяком таком прочем — то там действительно значилось «Иголкин».

— А баба Вася — Василиса Васильевна Разумовская?

— Она, — кивнул я.

— Повезло тебе с опекунами.

— Еще как повезло, — не стал отрицать я.

Это, пожалуй, единственное, за что я испытывал к отцу что-то вроде благодарности. С него бы сталось упечь меня в какую-нибудь дыру типа интерната сразу, в десять лет. Но, как я понял, он надеялся, что общение с этими неординарными личностями стимулирует инициацию и я стану магом — таким сыном, о котором он мечтал. А нет, фигу! Неидеальному отцу — неидеального сына. Пришлось ему меня в унитаз башкой макнуть, чтобы результата добиться. Фигурально, конечно, не буквально. Буквально я лучше сдохну, чем с собой такое сделать позволю. Что характерно — не сработало, не получился из меня кто-то-там-подходящий, несмотря на все его ухищрения. Получился телекинетик. Мне — нормально. Ему — нет. Ну и плевать.

— Я пойду? — уточнить показалось нелишним.

— Иди. Купол номер три, шестнадцать часов, завтра. А к Людвигу Ароновичу можешь сразу после ужина идти, он в хозяйственном флигеле базируется.

Я спускался по ступеням административного корпуса, и мысль о близком ужине грела мне душу. А еще — как-то с интересом думалось о том, что в общаге я буду знакомиться с соседями, а на учебе — сидеть с Ермоловой. Это ощущение было новым, будоражащим… Сверстники, с которыми в теории можно просто пообщаться, даже — сделать общее дело вроде решения задачки по стереометрии или вытаскивания соседа из лазарета? Пожалуй, мне это нравилось.

* * *

В столовой было многолюдно, все столы оказались заняты, и я присматривал себе место, стоя с подносом в очереди у «свейского стола». Одним глазом смотрел на зал, другим — на котлеты по-киевски, со сливочным маслом. И взял себе три котлеты, и перловой каши, и салат из свеклы. Не то, чтобы я любил свеклу, просто знал, что еда должна быть разнообразной — так баба Вася говорила, и я правоту ее слов я на своих кишках испытал в интернате. Там кормили всякой дичью, в основном.

А тут — котлеты по-киевски! Золотистые. Я издалека увидел, как мне машет Ави — он сидел за одним столом с Тинголовым, в углу столовки. И у них для меня даже табуретка стояла, фантастика! Я шел практически окрыленный, а еще и Ермолову рассмотрел — она мне помахала, а потом печально развела руками: за ее столиком все места были заняты другими девчонками. В общем, я на Элю засмотрелся, и не заметил выставленной поперек прохода ноги.

Ее специально высунул какой-то гад, когда я мимо проходил. И я запнулся! И тарелки мои — с котлетами по-киевски и перловой кашей, и вторая — со свекольным салатом, полетели вперед, а я — полетел на пол. Но успел сделать невероятное — телекинезом придать движению котлет осмысленность! Тарелка ляпнулась на столик к Беземюллеру и Тинголову, и задребезжала, котлеты приземлились на тарелку, я грянулся об кафель, свекла разлетелась во все стороны, поднос оказался подо мной…

— Скотина, — сказал я, поднимаясь. — Сраное быдло. Какого фига ты сделал?

В руках моих был поднос, под прицелом глаз — смазливый брюнетистый говнюк, на лице которого сияла радостная ухмылка. Я споткнулся об его ногу, не об чью-то другую. И эта нога на моем пути оказалась специально, готов поклясться! Меня опять пытались чмырить? И здесь? Здесь-то какого хрена? Чего им не хватает?

Наверное, поддаваться злобе было глупо. Тут ведь работали камеры видеонаблюдения, в этой столовой. А у дверей дежурил какой-то незнакомый препод. И вокруг находилась примерно сотня самых настоящих волшебников, пусть и пустоцветов. Но я их всех вертел, вот что.

Сделал два шага к брюнетику — и без размаха ткнул ему подносом в рожу, а потом с размаху — поперек рожи. И пока ко мне бежал препод и пытались догнать дружки ублюдского быдлана, я успел добраться до столика с соседями по комнате, и ухватить одну котлету по-киевски,