Сага о Головастике. Начало - Александр Нерей Страница 43

свету ходить заголёнными дальше некуда. Правда, до сих пор не пойму, сам тогда осрамился или молодицу ту осрамил? Только как увидел её безобразию филейную, когда она в микроюбке не пойми зачем нагнулась посреди базара, тотчас во мне всё взбесилось. Так я тогда раскубрил пол-литровую банку сметаны, да и заметнул ей сзади, прямиком в блудное место. Ловко так заметнул, в самую ягодку угодил зарядом. Только пустая банка в руке корявой осталась.

Та в слёзы, значит, и обтекать начала. А торговки окаянные на меня ополчились и чуть взашей не вытолкали. И шумели ещё, шумели как. А я им палкой грозил, аки Пётр шведу, и обещанию тогда дал торжественную, что теперь мне от них ничего не надобно. Обещанию ту скрепил смачным плевком в их сторону. Так что с тех пор я по базарам и магазинам не ходок. И не потому, что немощный, а по принципу и убеждению.

Я рассмеялся от всей души. Конечно, поначалу не всё было понятно, что за причина была у деда в нежелании посещать родинский базар, но когда представил себе, что он там вытворил, не смог удержаться от смеха.

— Спасибо за фокус. Уважил. Что тебе ещё сделать? Может в одиннадцатый мир сгонять и узнать там всё? — решил я продлить хорошее дедово отношение ко мне и моё к деду.

— Не вымрут там без тебя, — и было мне ответом.

— Тогда побеседуем о грядущих изменениях? — осторожно закинул удочку, а вдруг разговорится старик, да и выложит всё, как обещал, когда в магазин посылал.

— Сам догадаешься. А если нет, значит, тебе двенадцатый напрасно ухи откручивал, и братьям своим тогда ты никакой не помощник.

— Деда, мне всего девять лет. Что я от той порки понять должен? Ну, будут изменения. Ну, будут плохие изменения. Но ведь хорошие тоже будут. Как у меня папин Москвич.

— А мне что? Моё дело сторона. Тебя на воспитание цельный мир взял. Зачем мне перечить? Пусть тебе ухи и дальше крутит да задницу на полоски шинкует. Только не пройдёт и полгода, беда случится. И наша миссия под угрозой окажется. Может, уже под вопросом висит. Это тебе нужно разбираться, и с кабанчиками, и с мороками. А мне уже можно или в норку дольменную прятаться, или на свалку кладбищенскую.

— Что же делать? Продолжать работу или ждать следующих воспитаний? — решил я дознаться, во что бы то ни стало. — В сарай пустишь или нет? Зачем ты его охраняешь?

— Чуда жду, — огрызнулся Павел. — Вдруг кто-нибудь умный явится и поговорит по душам.

— Так я сгоняю по кругу и проверю, как мои бойцы-близнецы? Ты же обещал не только про фокус поговорить, а теперь куриную попу изображаешь, — отомстил я за «кого-нибудь умного».

— Не язык у тебя отрос, а жало от кинжала. Умеешь попасть в самую луковку, а всё одно ума нету. Золотая голова, но дурачку досталась. Ну, это я любя так над тобой измываюсь, как и мир наш тоже. Ступай, конечно, с Богом. А я тут посижу. Вдруг Нюрка покличет.

Я понял, что большего от деда не добьюсь и отправился к соседу в гости.

«Уж тот должен о всех мирных делах знать. Истребую доклад или, как дед говорит, рапорт», — решил я и пошагал в сарай.

Глава 17. Мороки продолжаются

Вышел в одиннадцатый мир и увидел, как баба Нюра спокойно ковырялась в огороде и даже что-то напевала. Я свернул направо и между грядками шумно побрёл к хозяйке. «Издали меня услышит и не испугается, — рассудил про себя и подивился тому, что увидел вокруг. — Давненько меня в одиннадцатом не было. Вон как тут всё поменялось».

— Здорова, служивый, — приветствовала меня бабушка. — Как жисть-здоровья? А то наш Александр расхворался и не заходит совсем. Говорят, с головой что-то. То ли ударился, то ли температурит.

— Да что с ним сделается, — по-взрослому поддержал я беседу. — А мне про вас дед Паша сказывал, что вы захворали. А вы вон, в полном здравии. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Он у сарая сидит, вас дожидается.

— На кой я ему? Пусть свою Анку охаживает, — удивилась в ответ баба Нюра.

«Что-то с ней не то. Ладно, пойду, сам всё узнаю. Жаль маскировку забыл. Нужно было взять что-нибудь на такой случай.

…А ещё старший посредник. Должен всех учить, что и как делать, а сам балбес балбесом. Золотая голова досталась, и правда, дурачку. Но после у-родинцев работу над ошибками я сделал, и написанные под диктовку просьбы к мирам выучил назубок».

— Мир чужой, от глаз меня сокрой! Мир чужой, от глаз меня сокрой! Мир чужой, от глаз меня сокрой! — на всякий случай, повторил три раза, отойдя подальше от занемогшей бабушки.

Когда, по моему убеждению, просьба миром была выполнена, отправился домой к одиннадцатому, чтобы справиться о здоровье и узнать последние известия. А вот рассказывать дружку о своих злоключениях не хотел, даже наоборот, решил из них сделать тайну, сокрытую мраком.

Подошёл к забору двора и прочирикал по синичьи: «Тьи-пу, тьи-пу. Тить-тить!» После стал ждать, когда одиннадцатый боец прибудет на вызов.

Напарник не торопился, а я всё ждал, и уже ещё пару раз чирикнул, но никакой реакции не последовало. Прошёл мимо окон в сторону угла с улицей Туапсинской, решив отойти подальше и залихватски свиснуть наш дальнобойный вызов, но передумал, и вместо этого вернулся к калитке и крикнул:

— Бурун!

Постоял, подождал и прокричал снова:

— Барон!

«Не выходит и всё тут. Сейчас заору: Баран! Как он меня обзывал, и пусть потом обижается», — решил я и, вдохнув поглубже, собрался крикнуть снова, но не успел и ойкнуть, как чья-то сильная пятерня поймала меня за правое ухо.

«Вот как ты сокрыл меня, мир чужой?» — успел подумать, прежде чем повернулся и увидел рассерженного одиннадцатого папку.

— Тебе запретили из дома выходить? — недобро спросил чужой родитель, не заметив подмены.

«Слава Богу, не хулиган, — промелькнуло в голове. — Хорошо, что нас и родной отец не различает, где одиннадцатый, а где я. Лишь бы одновременно перед глазами не выскочили».

— Кажется… Вроде… — попытался оправдаться, но в голову ничего умного не пришло.

— Марш домой! — отдал команду, чем-то взбешённый отец и с силой потянул за ухо