Великий Гусляр-2 - Кир Булычев Страница 42

В девять часов к Батыеву присоединился Кобчиков из общего отдела. Он рассчитывал на повышение. Секретарша Людмила принесла Батыеву стакан чая с лимоном.

И тут на площадь въехала кавалькада машин во главе с товарищем Чингисовым.

Чингисов сидел на заднем сиденье и уже перекатывал пальцами в кармане горошину, с помощью которой проверял, хорошо ли заботятся о дорогах и площадях во вверенных ему городах и поселках. И что же он увидел? На центральной площади Великого Гусляра зияла яма с пятиэтажный дом, в которой лежала железяка гигантского размера. Возле ямы стоял Батыев и пил чай с лимоном.

Именно эта деталь более всего взбесила Чингисова — районный руководитель не только довел мостовые до жуткого состояния, но еще и цинично распивал чаи.

Все это Чингисов высказал Батыеву. И не выслушав его объяснений, уехал.

Батыев уселся на краю ямы и первый раз в жизни заплакал.

А в больнице пришелец скушал чашку куриного бульона и сказал, что теперь положит жизнь, чтобы отблагодарить город.

Часть вторая

В кабинет осунувшегося Батыева вошел человек махонького роста с зеленоватым личиком.

— Я пришел, — сказал он, — от имени цивилизованной Галактики высказать вам благодарность, как отцу города, за мое спасение.

— Садитесь, — сказал Батыев. — В ногах правды нет.

Батыев старался улыбаться, хотя улыбаться было не из-за чего — вот-вот в город должны нагрянуть корреспонденты и шпионы.

— Чем могу быть вам полезен? — спросил пришелец.

— Вас, наверное, тянет домой, — сказал Батыев. — К родным. Мы вас не задерживаем.

— Вы благородны, — ответил пришелец. — Но родные подождут. Они ждали восемьсот лет, и ничего с ними не случится.

— Но ваш корабль мешает движению, — сказал Батыев.

— Разумеется, — согласился пришелец. — Десять минут назад я его перенес на берег реки.

Батыев метнулся к окну.

И в самом деле — корабля не было. И ямы не было. И площадь была гладкой, хоть катай горошины. Только покрытие было не привычного асфальтового цвета, а розового, с жемчужным отливом.

Батыев ахнул.

— Если не возражаете, — сказал пришелец, — я могу сделать покрытие для всех улиц вашего города.

Он полез в карман своего сиреневого комбинезона и достал мешочек.

— Здесь, — сказал пришелец, — затравка. Достаточно разбавить ее в стакане воды — один грамм, не более, а потом вот из этого пульверизатора разбрызгать смесь по улице, мысленно представляя себе, какой ширины должно быть покрытие. И улица замощена.

— Ну, молодец! — восхитился Батыев. — Чаю хочешь?

— Чаю не хочу, пил у Минца. Какую улицу будем мостить?

— Погоди, — сказал Батыев. — Вызовем начстроя и решим.

— Слушай, Слабенко, — сказал Батыев начстрою. — Вот тут товарищ имеет предложение по поводу благоустройства.

— Знаю, — сказал Слабенко, кивая пришельцу. — Площадь-то замостил в рекордные сроки. Плохо только, что без разрешения.

— Слабенко, не будь бюрократом! Лучше планируй, как дальше работать. Чтобы город к завтрему был образцовым. А то приедут иностранцы — что увидят? Вы сколько у нас еще останетесь?

— Сколько надо, — ответил пришелец. — Но не связывайте мое пребывание с хозяйственными работами. Затравку я вам оставлю. И каждый сможет делать любые дороги и так далее…

— Что значит «так далее»? — насторожился Батыев.

— Можно дома строить…

— Какие дома?

— Любые, — сказал пришелец. — Берете затравку, смешиваете со стаканом воды, поливаете на землю и мысленно представляете, какой нужен дом. И он растет.

— А скобянка? А сантехника?

— Все будет как положено, — сказал пришелец.

Батыев прошелся по кабинету, затем поглядел на Слабенко:

— Сечешь? Выходим на первое место в области. А ты — пришельцы, пришельцы… Надо верить в космическое братство!..

Батыев ласково положил руку на плечо пришельца.

— Так я пошел делать улицы? — спросил пришелец.

— Иди, — сказал Батыев. — С богом!

Пришелец ушел, а Слабенко, оставшись в кабинете с Батыевым, сказал:

— Кранты нам, товарищ Батыев.

— Ты о чем?

— Давно вы сидите начальником, а простых вещей не понимаете. Для чего я в городе?

— Чтобы строить, — сказал Батыев.

— Правильно. Поэтому у меня бухгалтеры есть, рабочий класс, кассиры — всего двести шестьдесят человек, не считая подразделений. И все при деле.

— И все план не выполняют! — перебил начстроя Батыев. — Зачем только хлеб едите? Пришел вот один пришелец…

— Вот именно, — сказал Слабенко. — Не выполняем, но стараемся, принимаем социалистические обязательства, боремся. А теперь что? Куда мне девать аппарат?

Батыев задумался. Потом спросил:

— У тебя все?

— Нет, не все! Он дороги строит вечные. Их ремонтировать не надо. Понял, какая для нас катастрофа?

— Займешься жилищным строительством… — Голос Батыева дрогнул.

— Жилищным? А ты посмотри в окно!

Они подошли к окну. Вдали, на берегу реки, медленно поднимался, этаж за этажом, белоснежный дом. На глазах поднимался. И окна уже были застекленные.

— К обеду жилищная проблема в городе будет решена, — сказал Слабенко. — Значит, еще тысячу человек без работы оставим. А у тебя в конторе отделы промстроя, культстроя — куда их денешь? А меня куда денешь?

— Ну уж ты преувеличиваешь.

— Преувеличиваю? А знаешь, что он в интервью сказал?

— В каком?

— Он вчера интервью дал «Гуслярскому знамени». Он сказал, что покажет, как можно наладить производство тканей и обуви без фабрик и заводов. Он сказал, как можно навести порядок в бухгалтерском учете, установив компьютер, который никогда не сломается… Это же провокация!

— Карась! — крикнул Батыев громовым голосом. — На выход!

И они втроем побежали по улице к растущим небоскребам.

А там пришелец уже показывал Удалову и другим гуслярцам, как можно самому построить за пять минут комфортабельный дом.

— Товарищ пришелец! — закричал Батыев. — Остановитесь!

— Чем могу служить?

— Это правда, что вы компьютер установите?

— Разумеется, но после обеда, — сказал пришелец.

Общественность, что сгрудилась вокруг, захлопала в ладоши.

— А как же бухгалтерия? — спросил Батыев. Он еще не до конца поверил пессимисту Слабенко. Но уже сильно боялся.

— Не нужна больше бухгалтерия, — сказал пришелец.

— И заводы автоматические построите?

— И заводы. И даже автоматические свинофермы.

Зачем цивилизованному человеку заниматься таким отсталым трудом?

— Но чем же