Сквозь испытания огнём - Дэвид Вебер Страница 15

способа доказать, что они пережили бы зиму, которая практически уничтожила всю их деревню, если бы Сингпу был там, но сержант никогда бы этого не узнал. И он действительно знал, что его семнадцатилетняя дочь выжила только потому, что ее там больше не было. И это было потому, что взгляд графа Кримсэн-Скай упал на нее сразу после ее пятнадцатилетия. После того, как он закончил насиловать ее в течение месяца или двух, он передал ее одному из своих доверенных баронов, который насиловал ее с тех пор.

Сингпу не знал об этом — как и об остальных членах его семьи — более пяти месяцев после смерти жены. В конце концов, кого волнуют письма крестьянскому пастуху, которому все равно запретили когда-либо возвращаться домой? Когда он все-таки узнал, ему потребовалось еще три с половиной месяца, чтобы пройти пешком полторы тысячи миль до дома, уклоняясь от патрулей Копий, которым было поручено удерживать таких отчаявшихся людей, как он, от совершения именно этого.

К тому времени, когда он добрался туда, его дочь перенесла свой второй принудительный аборт. В конце концов, какому харчонгскому дворянину понадобится незаконнорожденный ребенок-полукрестьянин, чтобы усложнить процесс наследования? Или беременность, чтобы помешать его удовольствию?

Однако она была полна решимости сохранить своего третьего ребенка, кем бы ни был его отец, и помешать этому не могли ни барон Уайт-Три, ни монах-паскуалат, который делал аборты при первых двух беременностях Пойин Сингпу.

Ее отец позаботился об этом.

Чжоухэн Хусэн был знаком с Сингпу уже почти восемь лет. Большой сержант был таким же крутым, как и он, и только дурак пытался уладить с ним дела физически, но если в его теле и была злобная кость, Хусэн никогда ее не видел. Но он точно понимал, почему Тэнгвин Сингпу не испытывал желания вмешиваться, хотя другие концы этих веревок были привязаны к седельным лукам захваченных лошадей. Если уж на то пошло, то и Хусэн тоже. В конце концов, это был один из любимых «уроков» Копий для крепостных, которые вышли из-под контроля. Если разрывать тела родителей на части на глазах у их детей, чтобы поощрить их к лучшему поведению, было достаточно хорошо для них, тогда он действительно мог бы смириться с этим, когда придет очередь самих Копий.

Щелкали кнуты, лошади фыркали, вставали на дыбы и рвались вперед, а распростертые люди визжали, когда их буквально растягивали — медленно и ужасно — на части, в то время как их ликующие палачи глумились над их агонией.

— Это будет ужасно, — тихо сказал он Сингпу, когда они вдвоем забрались в один из грузовых фургонов, и оба мужчины знали, что он говорит о гораздо большем, чем просто об этом кровавом дне.

— Много чего происходит, — ответил Сингпу, используя штык, чтобы снять крышку с одного из сотен длинных, тяжелых ящиков, сложенных в тридцатитонном фургоне. До него донесся запах смазочного масла, и он мрачно улыбнулся.

— Много чего происходит вокруг, — повторил он, глядя вниз на ящик, — и эти красавицы собираются убедиться, что этого будет намного больше.

II

Императорский дворец, город Шэнг-ми, провинция Тигелкэмп, Северный Харчонг.

— Это все вина этого ублюдка Рейнбоу-Уотерса!

Повелитель пехоты Ранчжэн Чжоу, барон Стар-Райзинг, подавил мертворожденный вздох еще до того, как он коснулся его лица. Он сделал достаточно долгую паузу, чтобы убедиться, что реакция остается подавленной, затем оторвался от своего разговора с бароном Блю-Ривер. Контролировать подобные проявления было второй натурой для любого, кто хотел долго прожить при императорском дворе. Однако на этот раз это было немного сложнее, чем обычно.

— Мы должны были отозвать гребаного предателя домой и сделать из него и всей его семьи пример! — Граф Уайт-Фаунтин продолжал рычать. — И он должен был сказать Мейгвейру, чтобы тот пошел к черту!

Графство Уайт-Фаунтина находилось на юго-востоке Тигелкэмпа, и он бушевал против Рейнбоу-Уотерса уже почти три года, с тех пор как три его поместья были уничтожены восстанием крепостных. Эта конкретная вспышка была чисто локальной, и Копья быстро подавили ее со всей своей обычной жестокой утонченностью, но один из двоюродных братьев Уайт-Фаунтина и его жена были пойманы крепостными до того, как смогли вмешаться Копья. Двоюродный брат, по крайней мере, умер относительно быстро; его жене повезло меньше, поскольку крепостные вымещали свою ненависть за все поколения своих жен и дочерей, которые были случайно изнасилованы их хозяевами.

Стар-Райзинг понимал ярость Уайт-Фаунтина. Он просто не чувствовал никакой симпатии к этому человеку. На самом деле он испытывал определенную степень сострадания к двоюродному брату Уайт-Фаунтина, но именно идиотизм самого графа гарантировал спорадические вспышки гнева, которые с тех пор испещряли карту Северного Харчонга. Были моменты — их было много, и они становились все более частыми задолго до джихада, — когда Стар-Райзинг не испытывал ничего, кроме отчаяния, когда он размышлял об отношении своих коллег-аристократов.

— Он бы не вернулся, — указал Уайт-Фаунтину кто-то еще. — Кем бы он ни был, он не был настолько глуп! Он чертовски хорошо знал, что с ним могло случиться.

— Тогда это, черт возьми, должно случиться с ним там, где он сейчас! — взорвался Уайт-Фаунтин. — Ты хочешь сказать, что у нас нет убийц, которые могли бы добраться до него даже в Сент-Канире?

Почти уверен, что это уже пытались сделать, — язвительно подумал Стар-Райзинг. — Тем не менее, убийце немного сложно подобраться к человеку, у которого за спиной несколько сотен фанатично преданных ветеранов. И много больше власти!

— Понимаю,