Eldar Morgot - Звезда Даугрема Страница 48

— На стены! — кричит Геронтий, вскакивая и воинственно размахивая топором. — Канат, где канат? Быстрее, быстрее! Человек, дуй наверх вместе с ними. Все равно из тебя стрелок, как из свиньи плотник!

— Бегу!

Вместе с Весельчаком и еще двумя карлами Зезва схватил тяжелый канат, и они побежали по узкой лестничке наверх, в маленькую пристройку над воротами. Снизу донесся гул и звонкий удар — пришел в действие вражеский таран. Свист и стук, вопли; начали обстрел ыговские лучники. Свирепо кричит Огрызок, а справа и слева доносятся звон оружия и яростные крики.

— Лестницы на стенах! — пропыхтел Весельчак на вопросительный взгляд Зезвы. — Так, раз-два, взяли! Ну, чувства же! Не елозь, человек, уф! Та-а-ак…Хоп…

— Жаметят, — заволновался один из джуджей, рыжебородый и с выбитыми передними зубами, — шувштва, вот жаметят, гютфераны!

Не говоря ни слова, Весельчак свесился вниз, почти незаметный в своей белой накидке на фоне заснеженной крыши пристройки над воротами. Канат с железными зубьями на конце медленно раскачивался. Зезва лихорадочно зарядил арбалет, прицелился. До выдвинувшихся из леса вражеских лучников, что полумесяцем держали позиции за штурмующими, чуть ближе палисадов с катапультами, он, конечно, не достанет болтом. А вот они, вооруженные дальнобойными луками, достанут. Если заметят раскачивающийся белый канат. Но еще больше усилилившийся снегопад и ветер мешали вражеским стрелкам не то, что заметить копошение над воротами, но и нормально прицелиться. Впрочем, этот же ветер заставлял тихо материться высунувшего язык Весельчака. Беззубый джуджа держал свесившегося со стены карла за ноги, а третий арбалетчик и Зезва припали к бойницам, не сводя глаз с качающегося каната и покрытого кожами навеса с торчащими джувскими болтами.

— Ошторожнее! — советовал беззубый, покраснев от натуги. — Не так, не так, подпихивай, подпихивай, шлепой, што ли?!

В ответ донеслось гневное рычание Весельчака вместе с просьбой отстать, а после этого уйти и немедленно совокупиться со всей родней, причем прилюдно. После таких пожеланий, беззубый карл перестал давать советы и молча продолжил поддерживать главного над арбалетами, обливаясь потом и что-то бормоча в рыжую бороду.

Весельчаку никак не удавалось подцепить таран, конец которого то высовывался, то прятался за кожаной «спиной» навеса. Гулкие удары сопровождались бормотанием ыгов-таранщиков. Справа донесся торжествующий рев, и Зезва рискнул на миг выглянуть, чтобы узнать, в чем дело. Он увидел, как потрясают над головами оружием джуджи и лестницу внизу, вокруг которой корчились или лежали без движения вражеские воины. Затем свист болтов, и сдавленные вопли.

— Жацепил! — шепотом сообшил шепелявый.

Зезва бросился помогать Весельчаку, который торжествующе вздернул канатом вражеский таран, и, под яростные и удивленные вопли ыгов, осадное орудие прыгнуло вверх. Два ыга выскочили из-под навеса, подняли головы вверх. И тут же рухнули, сраженные болтами — Геронтий не дремал.

— Масло, быстрее! — прохрипел Весельчак.

Джуджа с арбалетом прислонил самострел к стене, выхватил подготовленную заранее початую бутыль, принялся поливать покачивающийся над воротами таран. Охнул, дернулся, когда стрела пробила ему руку, бутыль едва не разбилась, но подскочивший Зезва каким-то чудом поймал её, вылил остаток масла на болтающийся таран.

— Огня!

Мгновение, и подожженный стрелой вражеский таран ярко запылал под торжествующий гомон защитников монастыря. Ыги колебались недолго, и вскоре сломя голову побежали назад, бросив свой таран, у которого выбили зубы. Лучники открыли яростную стрельбу по балкончику над воротами, но Зезва и Весельчак, а также беззубый джуджа вместе с раненым в руку товарищем уже спешили вниз, к поджидавшим их солдатам Геронтия.

Взмахом руки Огрызок отправил раненых вниз, затем высунулся из-за бойницы, поднял над головой топор и принялся громко материть отходивших ыгов. Досталось всем — и матерям, и бабушкам, и тетям с женами и сестрами. Затем достойный командор подпрыгнул, словно шар, и посулил всем ыгам, душевникам и барадам немедленно перетрахать друг друга, причем при дневном свете и всем вместе, «чтоб было веселее». Все эти добрые пожелания сопровождались улюлюканьем и поддержкой джуджей.

Ответ ыгов не заставил себя ждать. Едва пехота отошла, ожили катапульты, и камни со свистом ринулись сквозь пелену снегопада.

— Сосите дальше! — с чувством заключил Геронтий Огрызок, прячась. — Ребяты, все вниз. Сейчас чантлахи…

«Чантлахи», как видно, подвезли новые снаряды, и когда катапульты умолкли, затрещали баллисты. Огромные камни полетели на стены, но противник снова бил навесной стрельбой, заставляя защитников в панике прятаться. На глазах Зезвы один из камней прогрохотал прямо перед ним, сметая людей и джуджей, затем, расколовшись на несколько кусков, продолжил смертельный танец, убив и искалечив еще несколько человек. Ныряльщик замер, но тут же побежал дальше, вместе с остальными прижимаясь к стенам и поглядывая на грозные снежные небеса, откуда летела каменная смерть. Еще один снаряд упал сзади, сдавленные крики и стоны ударили в уши. Зезва обернулся, хватая ртом воздух. Совсем рядом, из под вгрызшегося в кладку камня, торчали слабо подергивающиеся ноги, текла кровь, а снег вокруг стал похож на кровавую грязно-бело-красную кашу.

— Курвин корень!

Зезва услышал новый, нарастающий свист, зажмурился и бросился назад. Заметил Весельчака. Не говоря ни слова, они вытащили из-под обломков окровавленных, стонущих раненых, потащили дальше, к спасительным подвалам, где уже нервно подпрыгивал брат Севдин, а чья-то высовывающаяся из подвала рука тщетно пыталась затащить старого монаха вниз, в убежище.

— Быстрее, ребятки, сюда! — кричал достойный инок, приплясывая на месте. — Наира, уймись, женщина!!

Задыхаясь, Зезва подтащил бесчувственного раненого к дверям в подвал. Севдин коротко свистнул, и несколько молодых послушников, в страхе глядя в небо, бросились помогать затаскивать изувеченных в спасительный полумрак. Ныряльщик встретился с монахом взглядом, коротко кивнул, затем глубоко вздохнул, и сломя голову помчался через дворик, чтобы присоединиться к джуджам Геронтия, спешно группирующихся возле одной из внутренних башен, куда еще не долетали камни. Там Ныряльщик спустился вниз, на нижний этаж, вздрогнул, узнав тот самый коридор, по которому они с отцом Кондратом и Каспером выходили наружу после неудачной охоты на гызмаала.

— Отдых, — провозгласил Геронтий, оглядывая переводившее дух воинство. — Первый штурм отбит с чувством. Посмотрим, что будет дальше. Косой!

— Я здесь, командор!

— Где дозор?

— Уже на башнях, сидят как мыши.

— Потери?

Заал Косой хмуро засопел.

— Потери? — рявкнул командор.

— Не меньше дюжины наших и раза в два больше человеков. Не знаю еще, как там у Орлоноса дела.

— Херово…

— Дети мои, — раздался громогласный голос отца Кондрата, — давайте не будем осквернять храм негодным словом!

Зезва посветлел лицом, вскочил и бросился к огромному монаху, чья исполинская фигура появилась в дверном проходе. Инок приставил дубину к стене, крепко сжал ладонь Ныряльщика. И показалось Зезве, что видит он боль в глазах достойного инока, боль нестерпимую и беспощадную. Он покосился на дубину, заметил кровь, снова перевел взгляд на осунувшееся лицо своего могучего друга.

— Рад, что с тобой все в порядке, сын мой, — очень тихо сказал брат Кондрат, вытирая лицо рукавом.

Тихо появился Гус Орлонос, мрачно кивнул поднявшимся Весельчаку и Косому, вытянулся перед грызущим краюху хлеба Геронтием, сухо и скупо доложил о потерях. Из своего угла Зезва и отец Кондрат не слышали приглушенный голос начальника штаба, но отлично видели, как Огрызок отложил хлеб и опустил голову.

— Много? — спросил Зезва, думая о Аинэ и Медвежонке. Надо бы сходить к ним…

— Они взобрались на стену, — не глядя на Ныряльщика, глухо сказал брат Кондрат. — Перед этим катапульты смели нескольких наших прямо у меня на глазах. Кровь, столько крови. О, Дейла… Затем мы опрокинули их вниз, прорвавшихся зарубили топорами. Я сражался вместе со всеми.

Отец Кондрат умолк, застывшим взглядом глядя прямо перед собой. Затем встрепенулся, схватил Зезву за локоть.

— Где же наш Каспер? Волнуюсь за юношу страшно.

— Уверен, он добрался до Даугрема и…

— Хочешь сказать, что вот-вот прибудет помощь, сын мой?

Зезва молча отвернулся. Со двора донесся грохот — ыги возобновили обстрел.

Мевлуд медленно шел по деревенской улице. Три его сына с оружием наготове защищали спину старого банщика. Старшие — высоченные Арен и Орест, оба в темных одеждах, с меховыми шапками на головах, вышагивали уверенно и степенно, внимательно поглядывая по сторонам. Третий сын, Горгиз, неуклюже семенил за спинами братьев, иногда озирался и постоянно перекладывал свой топор с одного плеча на другое. В отличие от старших, он не носил шапки, словно и не чувствуя лютого мороза. Черные глаза молодого душевника мрачно блестели на бледном лице. Все четверо носили на рукавах зелено-белую тряпку — знак принадлежности к делу Народа Души.