Двуликие. Ведьмино пламя - Яна Демидович Страница 47

Девчонка содрогнулась всем телом, ладонью закрыла рот. Дориан почувствовал, не увидел этого.

– Они были в ловушке. Ему не оставалось ничего другого – только избавить её от мучительной смерти… А что после произойдёт с ним – уже было не в счёт… – прошептал Дориан сквозь застрявший в горле комок. – Но тут появился я.

Он покосился на девчонку, силясь улыбнуться:

– Не думай, Ридделл, я не изрубил врагов в капусту. Я подставился, как последний щенок. Онемел от ужаса и шока, оказался схвачен… И пока меня обращали в вампира – просто так, ради издёвки над отцом, – я видел, как навсегда затухают его глаза. А затем – отключился. Умер… Мне было двадцать.

Девчонка издала судорожный вздох.

– Кто это сделал? Ведь обычные вампиры не могут…

– …войти без приглашения, да, – с мрачным торжеством кивнул Дориан и ощерился, глядя в ночь. – Не знают истинных имён Истребителей, и где они живут, потому что Гильдия хранит их тайну… Конечно, им всё рассказали… Их впустили. И знаешь, кто? Наш дворецкий. Клятый ублюдок, решивший обрести Бессмертие ценой жизни Истребителя… Он предал семью, открыл в урочный час дверь…

Девчонка ахнула, стиснула побелевшие кулаки. Спросила с яростью:

– И они обратили его?

Дориан улыбнулся шире. Безрадостной, но ужасающе хищной улыбкой.

– Нет, конечно. Они просто отдали его мне. Когда я пробудился.

– А что… что было потом?

– Потом… – повторил Дориан, перестав улыбаться. – Да ничего хорошего. Обращение полностью меняет тебя. Выбивает душу. Я не чувствовал ни скорби, ни жалости… Ничего, кроме лютого, бесконечного голода… Я ушёл из дома. Присоединился к убийцам семьи… И ещё долго странствовал вместе с ними, прежде чем присягнул на верность Аббату. О, да… Я был настоящей грозой Альбии… Именно тогда меня назвали Двуликим. В память о том, кем я был… И кем стал. Но однажды…

Дориан посмотрел на часы. Ощутив на губе кровь, смазал её тыльной стороной ладони.

– …однажды вампир по кличке «Двуликий» совершил ошибку. Убил мимоходом одну местную ведьму.

Дориан почувствовал, как девчонка замерла. Выдержал паузу, потом – заговорил снова:

– С тех пор я стал двуликим по-настоящему. Её предсмертное колдовство вернуло мне жизнь, душу… Не всю, какой-то кусок… Когда это случилось, я потерял сознание в переулке. А очнулся, ощутив на лице тепло. И шарахнулся от луча солнца, который… не причинил мне вреда. А затем пришли воспоминания.

Дориан спрятал брегет в карман. Замолчал, но вскоре продолжил:

– Несколько лет после этого меня занимала одна лишь месть. Я нашёл каждого, кто был причастен к резне в доме Дрейков… И уничтожил. А потом вернулся в родной город.

Никто из вампиров не знал, что со мной произошло. Но я перестал посещать тайный мир Аббата. Прекратил охотиться, перешёл на куриную и донорскую кровь. Помнишь мои бутылки и пакетики?.. Я много чего знал о ночном народе, и мог легко сдать их всех Истребителям… Но я их так и не сдал. Я… словно навсегда застрял на границе: не человек, не вампир… ни туда ни сюда… И в конце концов мне стало тошно.

– И ты решил уехать? – шёпотом спросила девчонка.

Дориан посмотрел на неё.

– Да, Ридделл. Именно так. Когда я был маленьким, мы, бывало, путешествовали всей семьёй. В миру отец был крупным поставщиком бергамотового масла в Альбию. Успевал заниматься и бизнесом, и охотой… Он страстно любил охоту. Любую. Тот лев, что ты нашла… выточенный из слоновой кости… то был знаменитый лев-людоед, которого отцу удалось подстрелить. Он всегда выбирал для отдыха жаркие, солнечные страны, где почти не водились вампиры. А после, возвращаясь в альбийский туман, с новой силой избавлял страну от нежити… Но он никогда не бывал в Остралии. Поэтому я хочу исполнить его мечту. И забыть о прошлой жизни навеки.

Дориан подтянул ноги к груди, замком сцепил руки на коленях.

– Как-то я рассказывал о Теории Миров. Знаешь, а я и в самом деле верю, что где-то, параллельно нашему, есть иной, но чертовски похожий на этот, мир. Город. Быть может, он и называется почти так же. Например, Линдон… Или как-нибудь ещё… Но там нет ни вампиров, ни Истребителей… Там живёт и здравствует совершенно другой Дориан Дрейк. И у него есть семья. Кто знает?..

Дориан вздохнул. Тихо договорил, глядя в ночной сад:

– Я хотел бы забыть всё, что было. Но не могу. Воспоминания не уходят, режут невидимым ножом… И в то же время… радуют. Все они накрепко вбиты в память и оживают всякий раз, как я захожу в этот дом. Поэтому я… В общем, не пойму… уезжать мне… или оставаться.

– Если тебе так будет лучше, – вдруг твёрдо сказала девчонка, – уезжай.

Это было так неожиданно, что Дориан обернулся.

– Уезжай. Зачем мучиться? – добавила Ридделл – без улыбки и так же твёрдо.

Потом смутилась, опустила глаза.

– Но, если ты когда-нибудь окажешься в Альбии… Не забудь зайти сюда, хорошо? Я… – она совсем стушевалась, но, помедлив, всё же посмотрела ему в глаза. – Я буду рада.

Дориан улыбнулся, но ничего не ответил. Посмотрел на светящийся рожок над головой. Месяц чуть сместился, зато прямо перед ними чётко обозначилось далёкое созвездие.

– Хватит о грустном, Ридделл. Помнишь, я учил тебя ориентироваться по звёздам? Видишь вон ту?

– Да!

– Это – Большая медведица. Но в древности её называли «Каллисто».

В глазах девчонки заблестели отражённые звёзды.

– А что это значит?

Дориан посмотрел на неё и, мягко улыбнувшись, ответил:

– Прекраснейшая.

– Здорово!

– Гляди, а вон там…

…Крыша Дома Дрейков опустела только с рассветом.

Глава 27. Родная кровь

– Стой, поганец! Сто-о-о-ой! – бешеным медведем взревели позади.

Тони Блоха облизал тёмные от кровавой коросты губы и припустил быстрее. Поворот, разворот, прыжок – и увесистый рюкзачок, подпрыгнув вместе с ним, больно ударил по костлявой спине.

– Стой, хуже будет! – заорали совсем рядом: второй преследователь выскочил из-за угла и понёсся наперерез.

Тони показал ему неприличный жест и прыгнул, перемахнув через живую изгородь. Пот градом катился по чумазому лицу, язык по привычке лез кончиком в промежутки, где отсутствовали зубы, а тонкие, длинные ноги мельтешили с немыслимой скоростью. Тони удирал, петляя как заяц, и перепрыгивал препятствия – лёгкий и прыгучий, словно блоха. Рюкзак с краденным товаром то и дело ударялся о спину. Но остановиться и бросить его? Никогда!