Бог безвременья - Жаклин Холланд Страница 45

Трясущимися руками я задираю юбку. Мои ноги все в кровоточащих царапинах и порезах, как будто меня подцепили десятками рыболовных крючков, а потом выдрали их с мясом. С руками то же самое. Какое-то время я сижу в полнейшем замешательстве и потрясении и дрожу, но вдруг меня осеняет. Я знаю, какое животное могло так меня поранить.

В коридоре третьего этажа темно, но источник звука – я знаю, что это воет пожарная сигнализация, – приближается. Когда я поворачиваю за угол, вой становится еще громче. Еще один шаг вперед, и он внезапно смолкает. Воцаряется густая и тошнотворная тишина. Не знаю, что хуже, этот звук или эта тишина. Я вижу в дальнем конце коридора спущенную с чердака лестницу. Так не должно быть. Я медленно и мучительно пробираюсь по коридору, прижав израненные руки к груди и дрожа.

В одной из комнат что-то скрипит. Я останавливаюсь.

– Кто там? – выдавливаю я из себя звук.

Я толкаю дверь спальни и замечаю быстрое движение. Пушистый хвост исчезает под диваном. Я ожидала чего-то более страшного, но мое сердце продолжает бешено колотиться. Я вхожу в комнату, наклоняюсь, заглядываю под диван и вижу симпатичную серую мордочку Мирры, выглядывающую из-за резной ножки.

– Мирра, – говорю я и делаю шаг к ней. – О, Мирра. Я так рада тебя видеть. Я не знаю, что произошло. А ты знаешь?

Я протягиваю к ней руки, отчаянно стремясь найти утешение в прикосновении к ее теплому меху, но Мирра внезапно обнажает сверкающие зубы и испускает сдавленный испуганный крик. Она рычит, оскалившись и не сводя с меня больших черных глаз, и выставляет вперед лапу с выпущенными острыми когтями.

– Мирра?

Ее лапа осторожно дергается. Она шипит на меня, затем поворачивается и скрывается в темноте под диваном.

Пятясь, я выхожу из комнаты в коридор. Бегу, спотыкаясь, к чердачной лестнице. Из-под батареи на меня внезапно сердито шипит еще одна кошка. У подножия лестницы поднимаю голову и вижу, что дверь на чердак широко распахнута – я никак не могла совершить еще и такую оплошность.

Я поднимаюсь по лестнице и, оказавшись наверху, в ужасе прижимаю руки ко рту. Комната перевернута вверх дном – мебель опрокинута, обивка порвана, окно разбито, пол усеян маленькими телами, оторванными конечностями и залит пятнами крови.

Кошки. Оторванные головы кошек. Безголовые тела кошек. Я закрываю глаза, горло сдавливает от подступающей тошноты.

Открыв глаза, я вижу мертвую кошку справа от меня. Наклоняюсь и беру ее на руки. Это Коко, моя прекрасная абиссинка. Ее глаза остекленели от ужаса, а тело как высохшая шелуха. Она почти ничего не весит, меньше фунта. В ней не осталось ни капли крови.

Еще раз оглядываю комнату. Смотрю вниз на свое тело, лоскутное одеяло из ран – это следы когтей. Впервые за долгое время я проснулась, не чувствуя голода. Я осознаю, что произошло. Этот чердак, как курятник, который подвергся нападению лисиц, и лисицей была я.

XIX

Дни – или недели? а может, месяцы? – которые я провела в реке с головой под водой, как их мне описать? Как мне о них рассказать? Я много раз уходила на дно. Много раз просыпалась и видела лицо под водой. Приходил ли любопытный Велес посмотреть на бессовестную тварь, нарушающую покой его реки, или Чернобог окаянный заходил навестить своего товарища по проклятию, или со мной шутил шутки помутившийся рассудок? Я видела сны. Я бредила. Иногда мне хватало сил и ума кричать.

Плоть на моих пальцах начала разлагаться и отпадать. Я безуспешно пыталась найти что-нибудь острое, чтобы отрезать себе ногу. В отчаянии я ныряла и пыталась разодрать ее ногтями, но они были мягкими от воды и гнулись. Если бы я могла дотянуться до лодыжки ртом, то отгрызла бы ее. Разум оставил меня, я превратилась в животное, и поэтому, когда чьи-то руки внезапно схватили меня и вытащили мою голову из воды, пыталась сопротивляться изо всех оставшихся сил.

– Frieden! Frieden! [45] – взмолился голос, и рядом со мной в воде оказалось еще одно существо, которое тянуло меня наверх. Я почувствовала, как рвется часть моей прогнившей от воды ступни, и закричала от боли. Меня перестали тянуть, раздался всплеск, кто-то нырнул под воду. Я почувствовала руки на своей лодыжке, потом опять услышала всплеск, тело снова вынырнуло из воды. Потом человек вылез на берег реки, а я опять ушла под воду и снова начала бредить.

Я ощутила новую боль в ноге, когда валун закачался, а затем еще один приступ боли, когда он качнулся и отлетел в сторону. Лишившись своего якоря, я поплыла по течению, но тут меня потянули опять. Теперь я ощущала не тот ужасающий приступ боли, а только постоянную мучительную боль, к которой уже привыкла. Меня протащили по мокрому песчаному склону, затем по сухому песчаному склону берега. Затем отпустили, и я лежала, чувствуя слабое тепло песка и камней, о котором совсем забыла в холодной воде, которая была то просто холодной, то ледяной.

Меня несколько раз вырвало. Меня рвало до тех пор, пока при рвоте из меня не перестала выливаться вода, а изливались только крики, а потом долгие сдавленные вопли, а потом только тихие жалкие стоны.

Проснулась я в тепле, завернутая в колючее шерстяное одеяло, которое кололо мою ободранную кожу. Передо мной был костер, и, увидев его, я закричала и попыталась отползти в сторону.

Человек, полулежавший по другую сторону костра, бросил книгу и ручку и подошел ко мне. Он пытался меня успокоить, но я его не понимала, думаю, не смогла бы его понять, заговори он на одном из известных мне языков. Я продолжала в ужасе смотреть на огонь, рыдая и отчаянно отползая прочь, и человек, наконец, взял котелок и затушил костер водой.

Огонь зашипел, и только тогда я успокоилась. Мужчина присел на корточки у дымящегося костра, тихонько изучая меня, и я постепенно пришла в себя и тоже смогла посмотреть на него. Он был бледнокожим но румяным и веснушчатым, с такими же густыми, как у Эру, волосами, но у него они были золотистыми с рыжими и каштановыми вкраплениями. Глаза у него были голубые с покрасневшими веками, усталые, но добрые – одновременно нежные и серьезные. Взглядом он ощупывал меня с откровенным любопытством, как руками.

Он снова заговорил со мной и, не дождавшись ответа, похоже, смирился с тем, что я