Бог безвременья - Жаклин Холланд Страница 43

Ночь еще не закончилась, а может быть, наступила опять. Я понятия не имела, как долго находилась в воде. Не знаю, привиделось ли мне это лицо в темной воде или нет, но оно продолжало стоять у меня перед глазами как живое.

Нога болела, и я никак не могла нащупать дно и встать. Я вертелась, пытаясь разглядеть, что же причиняет мне боль, но никак не могла развернуться нужным образом, да и в темноте ничего было не разглядеть.

Несколько часов я неуклюже пыталась высвободить ногу, в то же время стараясь удерживать голову над водой. У меня получалось только второе, и я окончательно выдохлась. Я с трудом дотянулась до песчаного берега реки, уходящего под воду, и нащупала несколько камней размером с кулак. Благодаря этой шаткой опоре я смогла продержаться несколько часов, пока не защебетали птицы и не начало медленно светать.

Когда совсем рассвело, я снова собралась с силами и попыталась повернуться и увидеть, что же держит мою ногу. Краем глаза мне удалось заметить большой валун, под которым, видимо, и застряла моя нога. Потом я нырнула в воду и изогнулась, как будто делая сальто. Тут меня ждала удача, если так можно сказать: сквозь тусклый мрак удалось разглядеть, что нога прочно застряла между этим огромным валуном и другим валуном поменьше, вокруг них медленно плавали сгустки моей крови.

Я попыталась толкнуть валун, но это причинило мне нестерпимую боль в ноге. Он был слишком тяжелым, и в воде у меня не было рычагов, за которые можно было бы ухватиться, чтобы сдвинуть его. Я снова вынырнула на поверхность.

Глядя на деревья на берегу, я страстно желала очутиться среди них – никогда так ничего отчаянно не желала. Я внимательно изучала песчинки гравия, стрекозу, беспечно жужжащую над водяной пеной.

Я закричала.

Стрекоза улетела.

XVIII

– Уилбур никогда не забывал Шарлотту. Несмотря на то что…

– Что это?

Мы с детьми сидим в библиотеке кружком, только один Октавио стоит, глядя на маленькую черно-белую иллюстрацию в книге, которую я показываю всем детям, и тычет в нее мизинцем.

– Это паутина в дверях сарая. И кто живет в этой паутине? – спрашиваю я детей, которые сгрудились вокруг меня на ковре и слушают сказку. Даже Томас отвлекся от книг о приключениях в стране Оз, чтобы послушать «Паутину Шарлотты». За окнами землю плотно укутал первый зимний снег.

– Шарлотта, – предполагает Одри и шмыгает носом, прикрывая его тыльной стороной руки.

– Нет, не Шарлотта, – мягко говорю я. – Ты ведь помнишь, Шарлотта осталась на ярмарке.

– Дети Шарлотты, – говорит Лео.

– Верно, Лео.

– Откуда у нее столько детей? – спрашивает Октавио.

– Ну, у пауков бывает очень много детей. Помнишь, Шарлотта говорила, сколько детей у нее будет? Пятьсот четырнадцать.

– У моей мамы в животике двое малышей, – заявляет Софи.

– Правда? Для человека и двое одновременно – это много.

Софи засовывает большой палец в рот и авторитетно кивает. Я продолжаю рассказ.

– Хотя он очень любил ее детей и внуков, ни один из новых пауков так и не занял ее место в его сердце. Она была единственной в своем роде. Нечасто везет встретить одновременно и настоящего друга, и хорошего писателя. Шарлотта… – я держу книгу перед собой и медленно поворачиваю ее, чтобы все дети увидели картинку, – была и тем, и другим.

Я закрываю книгу, аккуратно кладу ее себе на колени и развожу руки в стороны, привлекая внимание детей.

– Regardez! Nous avons fini le livre! [42] Я так рада. Мне бы не хватило терпения и ждать Дня благодарения, чтобы дочитать до конца. А вам? – спрашиваю я, обращаясь к Рамоне.

Она яростно мотает головой, вытаращив глаза.

– Что мы будем читать дальше? – спрашивает она.

– Хм, я не знаю. За выходные надо будет придумать что-нибудь по-настоящему интересное. Вы ведь испечете своим мамочкам и папочкам тыквенный пирог? Не забудете, чему научила вас мисс Марни?

– Да, – бормочут в ответ дети.

– Bien. Это будет так вкусно!

– Я не хочу праздновать День благодарения, – мрачно говорит Лео. – Я хочу ходить в школу.

– Я тоже буду скучать по тебе, mon petit. Я буду очень скучать по всем вам.

– А вы будете готовить тыквенный пирог с мамой и папой? – интересуется Октавио.

– Ах, Октавио, я бы очень хотела, но, увы, нет.

– Почему? – спрашивает он. – Они не любят тыквенный пирог?

– Я не увижусь с мамой и папой в День благодарения.

– Почему? – хором задают вопрос дети.

– Моих мамы и папы уже нет в живых. В День благодарения я буду их вспоминать, как мы это делали в Диа де лос муэртос.

– О, – сочувствует мне Одри. – Как жаль.

– Мне будет приятно думать, что вы все хорошо проводите время в кругу семьи. Я хочу услышать подробные рассказы обо всем, когда вы вернетесь.

Это наш последний день вместе перед Днем благодарения. Меня мучает голод, а еще я боюсь полной тишины, которая вот-вот воцарится в доме. Каждый год я с нетерпением жду, когда же закончатся каникулы с их молчаливым одиночеством, поэтому изо всех сил стараюсь сосредоточиться на сегодняшнем дне и насладиться последними часами, проведенными с детьми, каждой минутой.

Мы надеваем сапоги, пальто, шапки и варежки и выходим на улицу. Дети полны решимости поиграть в снежки, но первый снег слишком рыхлый и пушистый и почти не лепится, поэтому они просто гоняются друг за другом и обсыпают пригоршнями рассыпчатого снега. Солнце поблескивает сквозь деревья, в его лучах сверкает снежная пыль, оседая на ресницах и прилипая к шерстяным шапкам.

Наконец приходит время расставаться. Три часа. Дети в пальто и с рюкзаками на спинах ждут родителей. Подъезжают машины. Дети подпрыгивают от нетерпения, особенно те, кто уезжает из города – Одри уже несколько недель рассказывает о том, как она поедет на поезде к бабушке в Берлингтон. Они бросаются навстречу родителям с криками и объятиями. Лео стоит рядом со мной и держит меня за руку. Он печально свесил голову. Уже несколько раз он жаловался, что почти неделю не будет ходить в школу.

– Это всего несколько дней, – говорю я, опускаясь перед ним на колени. – Ты чудесно проведешь День благодарения. Будешь есть вкусную еду и развлекаться с родителями, сам не заметишь, как пролетит время, и ты вернешься в школу.

– Но я не хочу каникул на День благодарения. – Его голос дрожит. Уголки рта опущены, на маленьком подбородке образовалась грустная ямочка. – Я хочу каждый день ходить в школу.

– Я знаю, мой