Знак Саламандры - Мария Камардина Страница 43

В памяти всплывают копии протоколов допроса, приходится приложить некоторые усилия, чтоб не морщиться. Беру чашку обеими руками и легонько дую на плавающий по поверхности чая листик – пахнет малиной и мятой.

– Они считают убийцей меня, – отвечаю мрачно и щёлкаю по носу Гошку, который сидит на моём плече и старательно принюхивается к чашке. Ему, между прочим, заварили персональный чай – красный и китайский, пахнущий молоком, и даже нарочно разбавили холодной водой, чтоб дракончик не обжёг наглую морду. Но чужое, конечно, намного интереснее.

Валентина Владимировна смотрит на меня с лёгкой укоризной и гладит по макушке статуэтку фарфорового слоника – на её рабочем столе и полочках вокруг него этих слоников с десяток, разных цветов и размеров. Кажется, слон в фэншуй символизирует спокойствие, рассудительность и мудрость.

– Они же ничего не знают, – напоминает она и берёт в руки другую статуэтку, выкрашенную золотой краской и изображающую слониху с малышом. Я невольно присматриваюсь: у обоих на спинках цветные эмалевые попоны со стразами, на ногах – узорные браслеты, на бивнях – кольца, на головах – шапочки… – Нет ничего хуже для матери, чем гибель ребёнка.

Я неопределённо пожимаю плечами, ссаживаю дракона на колени и отпиваю чай. Вроде бы и не поспоришь, но общаться с Ильиными у меня нет никакого желания. И Князева, как назло, не пошлёшь – обещала же духам не выдавать источник информации…

Он, кстати, ни вчера, ни сегодня не звонил – а ведь завтра идти к цыганкам, мы с Сашкой нарочно на полдня отпросились. Адрес-то я помню, но идти в логово потенциальной ведьмы без прикрытия полиции как-то страшновато. Остаётся надеяться, что капитан не настолько на меня обиделся, чтобы согласиться с мыслью «нет человека – нет проблемы».

И как только ему и его коллегам удаётся постоянно общаться с родственниками жертв преступлений? Мне вот к цыганкам идти не так страшно, как попасться на глаза Марине Ильиной.

– В субботу девять дней, – подаёт голос Олеся. Крутит в пальцах последнюю шоколадную печеньку, украдкой косится в зеркало, вздыхает, а потом щёлкает языком, привлекая внимание Гошки. Тот тут же теряет интерес чаю, соскакивает на пол и со всех лап спешит за угощением. Интересно, могут ли драконы толстеть?.. – Марина Антоновна звонила, звала на поминки и на кладбище. Мне вот тоже не хочется, но как-то…

Она смущённо умолкает и скармливает Гошке печеньку. Валентина Владимировна согласно кивает:

– Правильно, вот тебе и повод. И потом, какими бы ни были отношения, всё-таки учились вместе, работали, а так и не попрощались, да ещё обиды остались… Смерть всё списывает, Катенька. – Она тихонько вздыхает и отставляет статуэтку. – А если так уж боишься… Хочешь, я с тобой подойду?

Я на секунду задумываюсь, хотя уже знаю, что деваться мне некуда. Кладбище – не самое удобное место для разговоров, но, если Валентина Владимировна со своим даром сможет приглушить лишние эмоции, выйдет удачно. Да мне всего-то и нужно узнать имя и адрес той самой подруги – всё прочее Князев выяснил ещё на первом допросе.

– Ну хорошо, – говорю, – договорились. Давайте где-нибудь в городе встретимся, а то я совсем не знаю, как туда ехать…

Залпом допиваю чай и думаю, как было бы хорошо, если б цыганки завтра подсказали, где искать убийцу. Может, и не пришлось бы никуда в субботу ехать, людей нервировать… А ведь некоторые, я слышала, умеют гадать на чайной заварке. Попробовать, что ли, выяснить, что день грядущий мне готовит?

Но на дне чашки никакого будущего, только мокрые слипшиеся листья. Ладно, может, хоть чаем угостят.

* * *

Чаем меня угощает Семён: наливает в крышечку от термоса что-то тёмное, красно-коричневое, пахнущее лесом и ягодами. Поясняет, что в составе какой-то эликсир от ментального воздействия, который хорошо пить горячим и перед самым выходом на дело – эликсир-то хороший, но действует недолго. Он же проводит инструктаж: вот эту штучку приколоть на воротник свитера с изнанки, вот эту положить в карман, вот эту пимпочку нажать в случае опасности… Князев не вмешивается – барабанит пальцами по рулю, смотрит прямо перед собой. Зато Игоряша пару раз оборачивается и встревает с поправками, отчего младший по званию морщит нос и краснеет ушами, но не возражает. Сашка, притиснутый к окну, смотрит мрачно: присутствовать в составе группы поддержки ему разрешили, а вот сопровождать меня – нет.

– Вроде всё. – Семён вздыхает, косится на начальство и на миг зажмуривается, шевеля губами, словно просматривая невидимый конспект. Игоряша хмыкает и отворачивается, Сашка вскидывается:

– А может, я всё-таки…

– Александр Евгеньевич, – тусклым голосом окликает Князев. – Без самодеятельности. Мы ведь договорились – либо вы слушаетесь, либо прямо сейчас отправляетесь домой. С дверью, если что, поаккуратнее, она заедает. И животное прихватите.

– Так точно, – бурчит Сашка, но к двери не прикасается, а пытается поймать мой взгляд через голову Семёна. Я ободряюще улыбаюсь, хотя внутри всё завязывается узлом, несмотря на принятое успокоительное. Впрочем, из всей нашей компании только Игоряша и выглядит спокойным, чего уж там.

Гошка, правда, вообще спит. Я уточнила у заводчицы, можно ли давать ему успокоительное – очевидно, что, когда я нервничаю, он нервничает тоже и дома оставаться один не станет, а в серьёзном деле недрессированный дракон может скорее помешать, чем помочь. Таблетку пришлось прятать по очереди в три шоколадные конфеты, первые два раза он благополучно выплёвывал лекарство и очень удивлялся моему недовольству. Но сейчас он, по крайней мере, спит, и под охраной четверых мужиков с ним точно ничего не случится.

А меня защищает Знак Саламандры. Ну, я на это надеюсь.

Машина остановилась за два дома, чтобы не вызывать подозрений, и до нужного подъезда идти минут пять. Иду, вернее, шкандыбаю на каблуках, про себя вспоминая разные нехорошие слова: лёд на тротуаре толщиной в два пальца, про придомовую дорогу и говорить нечего, только на джипе и проедешь. За что местная управляющая компания деньги получает, непонятно, но ругаться на них очень удобно – отвлекает. Вот и домофон сломан, и лампочка на лестничной площадке не горит, а в лифт мне вообще заходить страшно, хорошо, что только третий этаж…

Лестница соответствует общему антуражу – на ступеньках песок и окурки, на облезлых зеленовато-бурых стенах – нецензурщина, видимо, тоже в адрес управляющей компании. Двери на этаже выглядят прилично, но стоит нажать на кнопку дверного звонка, как открывается не одна, а сразу три. За той, напротив