Куда приводят коты - Олег Фомин Страница 40

пронизанным стонами Карри. Ужасно хотелось куда-нибудь исчезнуть, и, скорее всего, я даже имел шансы уйти в перемир прямо из предсмертных объятий. Но разум оказался парализован лавиной страданий, которая обрушилась на Карри. Словно я и был ее голосовыми связками. Все, что я мог, – быть проводником ее боли, смиренно ждать, когда все закончится. Ведь она просила довериться. И не бояться. В тот бесконечно долгий отрезок времени я думал только об одном:

«Пусть с Карри все будет хорошо, пожалуйста!»

Не знаю, к какой именно высшей силе обращался. Лишь бы услышал хоть кто-нибудь…

А потом я почувствовал, что меня вытаскивают.

Куда-то мы с Карри все-таки переместились. Древние руины исполинского дворца или крепости… Со всех сторон много людей и кошек. Основная их масса наблюдает за нами издалека – с лестниц, балок, статуй, арочных проемов на верхних этажах. Некоторые смотрят с края площадки, на которой мы находимся.

Кто-то держит меня на коленях, вдоль спины снова и снова скользит ладонь.

– Все хорошо, ты в безопасности, – повторяет сверху девичий голос. Почти детский.

А я гляжу, как двое, парень и женщина, уносят стонущую Карри. С нее будто содрали кожу, волосы истлели едва ли не до черепа. От одежды остались только дыры, а те клочки, что все же уцелели, перемешались с плотью в кровавый салат. Господи, как она еще жива?! Даже моего дара не хватает, чтобы исправить этот ужас. Может быть, я просто выбит из колеи, скован паникой, не верю, что смогу исцелить такое…

Кругом шепот и возгласы:

– Смотрите, это Карри!

– Карри…

– Бедная Карри!

– Это Блика ее так?..

– А кто же еще…

На руках у двоих людей Карри подплыла в центр площади, к большой статуе в виде сидящей на троне женщины с головой львицы. Изуродованное тело аккуратно взгромоздили на каменные колени.

Меня трясет, порываюсь к Карри, но гладившие меня руки придерживают. Вдобавок, справа путь преградила белая кошачья лапа, легла на грудь. Оттуда же, справа, низкий мужской голос:

– Не надо, брат. Все будет в порядке. Сехмет о ней позаботится.

А слева под ухом лизнул шершавый язык.

– Тише, дружок, – ласково говорит его обладательница, – вам уже ничего не угрожает. Ты первый раз в Бальзамире, да?

Кое-как, но все-таки удалось начать думать о чем-то, кроме Карри. Я поморгал… Бальзамира, Бальзамира… Кажется, слышал такое слово… Ах, да. Леон говорил. Вроде как ему здесь не очень рады. Кстати, как и Леон, многие коты и кошки здесь одеты.

– Да, – ответил я, наконец.

Бездна отчаяния опять начала поглощать. В довесок, то и дело кто-нибудь из тех, кто столпился у трона, оглядывается на меня. То ли с опаской, то ли укоризненно. Будто я виноват в том, что случилось с Карри.

Касание подушечек и коготков к морде, чужая лапка повернула мою голову влево, и я увидел перед собой кошку. Обыкновенную полосатую кошку, серую с черными полосками. Таких полно в каждом дворе. Эту отличает разве что кончик уха. Вернее, его отсутствие. Кошка смотрит на меня, глаза зеленые, но не как у Карри. Оттенок не такой глубокий. Мутный, словно вода в цветущем озере.

– С ней все будет хорошо, – заверяет кошка, – смотри туда…

Лапа указывает куда-то рядом с троном.

– Видишь еду?

Я пригляделся.

Действительно, на полу вокруг трона – самые разные продукты. Все не видно, мешают люди и кошки, суетящиеся около Карри, но я заметил ананас, бутылку шампанского, корзинку с лесными грибами, французский батон, пакет из «Бургер Кинга». Даже упаковку крабовых палочек.

– Дары для Сехмет, – объясняет полосатая. – Каждый перемирец, посещая Бальзамиру, приносит что-нибудь съестное и оставляет у трона. Это не просто традиция. Сехмет может вылечить всякого, кто окажется вблизи ее гробницы, каким бы тяжким ни было увечье. Но ей нужна энергия. Сила жизни не берется из ничего.

Не могу сказать, что внимаю каждое слово, но во мне теплится благодарность к полосатой кошке, ее речь отвлекает от криков Карри.

– А кто такая… Сехмет? – спросил я во избежание мучительной паузы.

Вместо кошки заговорил хозяин белой лапы:

– Наша древняя. Одна из первых детей перемира. Тысячи лет назад она добровольно ушла в вечный сон, и теперь ее сила питает Бальзамиру. В частности, лечит каждого, кто сюда наведывается.

Отвечавший мне кот невероятно красив. Если бы у кошачьих были ангелы, они бы выглядели, как этот. Раза в два больше меня. Белоснежный, как гипсовое изваяние, с острой мордой и серьезными голубыми глазами. Шерсть короткая, но вокруг шеи и на груди – пышная белая грива, стрелой до живота. Прямо миниатюрный лев-альбинос!

Абсолютную белоснежность нарушает лишь островок черной шерсти на лбу – в форме креста с петлей наверху. Знакомый символ, но не помню название.

– А ведь ты… целитель, – заметил белый. – Верно, брат?

Я кивнул, но спросил:

– Разве заметно?

– У тебя ожоги исчезли, – отвечает та, у которой я на коленях. – Мы тебя вытащили, ты был весь в кровавых лысинах, жуть! А теперь шерстка – любо-дорого погладить…

И она снова погладила.

Я оглянулся и задрал голову.

Это оказалась девочка лет двенадцати, с русой косой на плече, в скромном клетчатом платье на пуговицах. Мне почудилось, она вздрогнула, словно моя шерсть кольнула ее разрядом тока. Смущенная улыбка, косой взгляд…

Опять смотрю на каменную женщину с львиной головой, на кошачьи хвосты и человечьи спины, спрятавшие от меня ту, чьи стоны рвут сердце.

– Тогда почему не могу вылечить Карри?! – воскликнул я, едва сдерживая то ли гнев, то ли слезы. И добавил: – Ведь раньше удавалось…

– Ну, я бы не сказала, что совсем не можешь, – возразила полосатая кошка. – Пожгло ее, конечно, врагу не пожелаешь, но крови-то нет! Заметил? У нее, считай, все тело – сплошная открытая рана, а пол чистый, ни пятнышка. А ведь магия Сехмет еще даже не начала действовать.

– Вот именно, не начала, – процедил белый кот с тревогой.

К нему подбежал пушистый трехцветный собрат.

– Альхор, – обращается к белому, – что-то не так. Лечение уже должно было начаться, но…

Он замялся.

Оглянулся на трон, толпа вокруг статуи женщины-львицы становится больше.

Затем трехцветный посмотрел на меня. И я бы не назвал его взгляд приветливым. Более того, похожие взгляды прилетают ко мне из толпы. Вместе с шепотом:

– Стиратель!

–