Вторичка - Эра Думер Страница 39

В голове что-то щелкнуло, и, отключив последние тормоза, я выдернула с отвратительным звуком стрелу из тела бога и вооружилась ей. Подавляя тошноту, начала медленно отходить спиной от врагов, наставляя на них окровавленное острие. Меня каждый раз обуревало отчаяние, когда в поле периферийного зрения попадала алая куртка. Горло сдавливало в тисках.

– Ужель твое безумье таково? – спросила веснушчатая девушка, мерцая сиреневыми огоньками глаз. По обе стороны от нее возвышались макеты в обносках и ждали команды.

Сердце колебалось: решимость иссякла, оборвалась. Я одна – торговка второсортными тряпками, оставшаяся без «крыши». Без друга.

– Раз ты лишился высшей из отрад с моею смертью, что же в смертной доле еще могло к себе привлечь твой взгляд?

Веки задрожали от слез. Руки выронили импровизированное оружие – стрела со звоном упала в ноги. Горячая влага потекла по щекам.

«Пусть это будет глупой шуткой. Пожалуйста, я помолюсь, только скажите – кому? Я помолюсь».

Моим мыслям ответила лучница:

– Входящие, оставьте упованья.

Я позволила себя скрутить, и меня потащили по дороге; мой взор цеплялся за руку, торчавшую из-под красной куртки. Мне недоставало кислорода, я не чувствовала себя, не могла поверить в произошедшее, и иллюзия, что Ян оживет, держала меня на плаву еще пару минут, пока не накатило чудовищное осознание.

Ботинки оставляли борозды на мартовском снегу, по которому меня волокли, как хворост. Напарник не воскрес, а я до последнего верила в то, что это испанский фокус. По телу пробежала мелкая дрожь, и я накрыла лицо руками, упокоив в них всхлип. Из-за того, что мои плечи вздымались от судорожных вздохов, я показалась вредителям тяжелой ношей: меня вырубили древком лука по затылку, и мир померк.

Сквозь сон я услышала: «Как хорошо, что после охоты осталась одна, а не две… мне страшно, Беатриче…» Я не смогла продрать глаза. Только испуганно сунула руку в карман толстовки и, нащупав кубик шиповника, уснула, стиснув его так, чтобы ни за что не потерять.

Разум погрузил меня в теплый майский день на Выставке: фонтаны били ключом, их брызги образовывали радугу, а капли орошали цветущие клумбы анютиных глазок, петуний и бархатцев. Мне нравилось гулять там в детстве, но я стремительно росла. Во сне все было настоящим и сияющим до слепоты. Мне снова пятнадцать – колючий возраст. Первый нервный срыв, рок-концерт, попытки добиться от взрослых четких ответов. Первая неудача.

Мы стояли с отцом в очереди к палатке с мороженым. На меня, прыщавую и астеничную, обернулся какой-то красавчик на пару лет старше. Он пялился все дольше, и я хваталась за лямку сумки, исколотую значками любимых исполнителей, как за спасательный круг. Стыдно.

Папа что-то говорил, а я не слушала. Вертела головой, глядя на клумбы, воркующих голубей, длинную челку и бесформенную толстовку старшеклассника. Он показал на мой мерч и сложил ладонь «козой». Но, заметив, что я не одна, сразу же изобразил извинение, мило улыбнувшись, и отвернулся. Даже телефонного номера не оставил. Я втянула носом воздух, подавляя раздражение, и громко заявила отцу, чтобы услышал привлекательный объект:

– Наши с тобой прогулки – развлечение для детишек.

– День с папой, Цветочек, – не «развлечение для детишек», как ты выразилась. Будь тебе четыре годика или пятнадцать, как сейчас, или все тридцать, мы можем клево проводить время! Я же не шнурок какой-то.

Папа, худосочный, в очках, с жидким хвостиком едва тронутых сединой волос. С постоянной мигренью: говорил – от того, что работает со сложной техникой. В жилетке с миллионом карманов, с которой он не расставался столько, сколько себя знаю. Таким я его и запомнила.

Я скрючилась:

– Сколько раз просила, хватит звать меня этим глупым прозвищем.

– Разве глупое? Прости, привычка – вторая натура! Хочешь, будешь не Цветочком, а, я не знаю, – отец подумал, – цветком? Кактусом? О, я даже знаю, какое мороженое тебе подходит… Так, а дайте-ка нам во-он то…

Я покраснела, потому что свидетелем позора оказался пацан из очереди. Папа кинул червонец в монетницу и протянул мне эскимо в ореховой крошке – на упаковке был изображен еж. Выглянула из-за его плеча. Парня и след простыл. Сраженная наповал, я стиснула кулаки:

– Хватит!

– Ха-ха, да ты колючка! – рассмеялся отец.

Я разозлилась до слез и, отпихнув руки, протягивающие мороженое, развернулась и побежала прочь от папы.

– Вер! Куда ты?.. – услышала я. – Мы же мороженое не доели…

Я обернулась разок, чтобы увидеть, как папа, свесив руки с «ежиками», устало поглядел мне вслед. Потом что-то его укололо, он крикнул вдогонку:

– Цветочек! Ты… деньги на проезд забыла!

Но я, не оборачиваясь, шмыгнула под арку главного входа, и отправилась в поход без цели. Гуляла всю ночь по Москве, не имея в кармане ни гроша. Меня, идиотку, грызла совесть, но не смогла взять верх над гордыней. Если бы могла вернуться во времени в тот злополучный день, я бы обняла папу, поела с ним мороженого и уговорила пройти обследование в больнице. После смерти поздно каяться.

Вернулась домой к полудню, поймав попутку. Началось со странностей: квартира открыта, милиционеры расспрашивают о чем-то мою маму, фиолетовую от слез: она то кивает, то качает головой в отрицании. Сердце затрепетало, когда я, теребя лямку сумки, зашла домой и осторожно позвала ее:

– Ма-ам? Что случилось?

По своему обыкновению, под сочувственно-равнодушный взгляд двух служителей правопорядка, она залепетала, прижимая ко рту мокрый платок:

– Я уехала к первому уроку… Думала, ты уже в школе… Папа переживал, где ты, и у него началась мигрень… Тут еще это чертово землетрясение!.. Когда школу тряхнуло, у меня мигом оборвалось сердце. Я почувствовала… – мать всхлипнула и заткнула нос платком. – Дома я обнаружила твоего папу без дыхания… Мальчик со скорой констатировал с-см…

Мама завыла, закрыв лицо руками. А я гуляла. Я ничего такого не сделала, просто гуляла и заставляла папу нервничать. Сам виноват, раз не ходил к врачу и терпел головные боли. И о каком таком землетрясении толковала мать? Прогуливая первый урок, я наслаждалась свежим ветерком на набережной Москвы-реки! Навстречу бежали спортсмены, собачники выгуливали довольных питомцев, шумел транспортный коллапс… Это было рядовое утро.

Я никому не поверила. Бред. Розыгрыш отца: у него было много знакомых из сферы развлечений. Его друг-тамада, например, часто устраивал фальшивое «похищение невесты». Развод: и ряженые милиционеры, и мама-актриса.

Растолкав