Закон сохранения кота - Андрей Валентинович Жвалевский Страница 27

– Читай. Вслух.

Элина послушно прочитала:

– «В книге рассматривается теория гормональной блокады, которую доктор фан Гильберт разрабатывал с 5672-го по 5689 год».

– Достаточно. Сколько будет 5689 минус 5672?

– Семнадцать, – ответила Элина, понимая, куда клонит профессор, – но…

– Семнадцать. – Фан Гильберт будто бы и не услышал «но». – А ты у меня работаешь сколько?

– Два месяца! Почти… – Элина чувствовала себя истеричной дурочкой. – Но вы-то знали, чего хотите! У вас не было таких провалов!

– С чего ты решила? – удивился доктор. – Еще какие провалы были. На самом деле работал над теорией я не семнадцать лет, а пятнадцать с половиной. Полтора года в начале восьмидесятых ушло на запой и неудачную женитьбу с последующим разводом. А ты, значит, через два месяца…

– Доктор! – Элине хотелось поскорее закончить с этой экзекуцией. – Я ноль! Пустое место! Да, мне повезло что-то угадать, но дальше я застряла! Забуксовала!

– Так, может, тебе помочь? – предложил фан Гильберт.

– Вот еще! – возмутилась Элина. – И так все меня вашей любовницей считают.

– Вот как? – Профессор поднял бровь. – Я слышал версии только про внебрачную дочь или внучку. Ладно, могу не помогать. Но и ты не спеши. Мне кажется, у тебя как раз гормональная блокада. Щитовидка заглушила надпочечники, кортизон зашкаливает… Не надо в таком состоянии принимать решения.

Элина постаралась изобразить хладнокровие:

– Решение я приняла давно. Все взвесила. Я занимаю чужое место.

– Хорошо, от нас ты уедешь, – сказал фан Гильберт, – а куда? Вернешься в Кебар?

– На Собо, – голос Элины дрогнул, – к маме…

Повисла тяжелая пауза. Затем профессор аккуратно сложил заявление и спрятал в ящик стола.

– Если до понедельника не передумаешь, – сказал фан Гильберт, – подпишу.

– Не передумаю, – сказала Элина и быстро вышла.

Анатоль был сильно занят – грыз заусенец на ногте, когда вошел отец.

– Ого! – сказал Себастьен. – Ничего себе, какой порядок!

Анатоль огляделся. Он и сам не заметил, как выдраил кухню, вымыл посуду и оттер застарелое пятно на обоях.

– Вижу, приходишь в норму? – ободряюще улыбнулся папа.

– Нет, – разозлился Анатоль. – Я… Ты почему мне врал?! Как ты мог так?! С мамой?! И почему не сказал, что она сестра?!

– Стоп! – приказал Себастьен. – Давай по порядку…

Но по порядку не получилось. Анатоль то обвинял папу в супружеской измене, то повторял: «Не мог раньше предупредить!», то угрожал «всем все рассказать».

Папа долго хмурился, а потом вдруг выдохнул с облегчением:

– Ты думаешь, что Элина – моя дочь?!

– Ну да. – Анатоль чуть растерялся от такой реакции. – Это же очевидно…

– Угу, – кивнул Себастьен, – а еще очевидно, что наша планета лежит на спине медведя, который катается по Мировому океану на панцире Великого Кальмара.

– Но если она не сестра… – Анатоль вдруг очень захотел, чтобы его догадка оказалась ошибкой, – то почему мне нельзя с ней общаться?! Тогда – понятно, а теперь – почему?

Отец стал серьезным, покачал головой и сказал:

– Извини, но есть вещи, которые тебе лучше не знать.

Анатоль понял, что сейчас врежет по этой самоуверенной роже.

– Ну тогда есть места, – сказал он, – в которых мне лучше не жить!

Отец постучал и тут же вошел. Анатоль как раз заканчивал допаковывать дорожную сумку.

– И куда ты, – спросил Себастьен, – если не секрет?

– На вербовочный пункт Пограничной стражи!

– Ты уверен, что выдержишь?

– Ну конечно, – Анатоль затянул молнию, – куда мне! Это же только ты смог три года на синтонской границе! Я-то сразу запла́чу и сбегу! Я же маленький!

– В мое время был обязательный призыв, – сказал Себастьен, – я не выбирал.

Анатоль двинулся к выходу, но отец преграждал дорогу.

– Отойди! – сказал Анатоль.

– Прости, – сказал папа неожиданно тихо. – Я еще не привык, что ты… вырос. Ты правда хочешь узнать, что случилось с мамой?

Анатоль отказался садиться и даже разбирать сумку. Он просто сложил руки на груди.

– Ну?

Себастьен занервничал.

– Послушай, – сказал он, – твоя мама очень хотела, чтобы ты родился.

– Это ты мне уже сто раз говорил, – перебил его Анатоль.

– И мы поехали на Собо не просто так, а потому, что там были лучшие клиники…

– Я знаю, – опять перебил Анатоль.

– А Катрин тогда работала там, в клинике. Я тебе наврал когда-то про профессора, не было его. Катрин была акушеркой, которая принимала роды. И она… Короче… Вот.

Себастьен обессиленно сел.

– И это всё? – спросил Анатоль.

– Да.

– А в чем тайна?

– Ну как… – сказал Себастьен, – я ей очень сильно обязан.

– Ты издеваешься? – вспылил Анатоль. – Ты восемнадцать лет мамино имя не упоминаешь, ты на могиле ни разу не был! И это все, что ты мне можешь рассказать?!

– Послушай, твоя мама очень хотела, чтобы ты родился, – отчаянно повторил Себастьен.

– Да понял я! – заорал Анатоль и схватил сумку. – Дай пройти!

– Послушай! – взмолился Себастьен. – Не могу я тебе всего рассказать! Это не моя тайна!

– А чья? – возмутился Анатоль. – Элины? Нет? Катрин? Что она сделала? Убила маму?

Себастьен непроизвольно дернулся.

– Что?! – изумился Анатоль. – Она убила маму, а ты ее дочь в институт устраиваешь?

– Не убивала она! – воскликнул Себастьен. – Никто ее не убивал… Это был… Просто она очень хотела, чтобы ты родился…

– И что? А ты не хотел? Или Катрин не хотела? Что, блин, произошло на этом острове восемнадцать лет назад? – Анатоль отшвырнул сумку и заломил руки.

Получилось немного театрально, но от души.

– Хорошо, мама очень хотела, чтобы ты родился, – быстро сказал Себастьен, – но она не могла. То есть ее организм не был приспособ-лен, ей все врачи говорили, что то, что она не может забеременеть, – это защита. Потому что даже если она переживет беременность, то роды ее точно убьют. Нам предлагали усыновление и суррогатное материнство тоже предлагали. Но мама очень хотела… Короче, она уперлась и искала врача. И единственная, кого ей удалось уговорить, была Катрин.

– То есть Катрин наплевала на рекомендации…

– Нет-нет-нет, – быстро сказал Себастьен, – она была честна. Она тоже говорила, что шансы невелики… Но мама сказала, что знает, что все будет хорошо. Ее было не переспорить.

Себастьен вздохнул.

– Но тайна-то в чем? – не унимался Анатоль.

– Это не тайна, – сказал Себастьен, – это просто очень болезненная история для нас обоих. И для меня, и для Катрин, которая в тот момент тоже была беременна. И потеряла роженицу. И больше никогда не работала врачом. Но поскольку я понимаю, что все это моя вина, я должен