По ту сторону огня - Ева Вишнева Страница 27

Кажется, тогда стояла поздняя весна.

В палисаднике я ломала тонкие стебли, топтала сестрины цветы.

За оградой скулили и лаяли собаки. А может, то ругался отец и плакала Лилия. Уже и не вспомнить.

Вынырнув из воспоминаний, я взяла в руки дядину записную книжку, чтобы положить ее поверх остальных бумаг. Почерк – изящный, с наклоном вправо, с витиеватыми буквами «д» и «у» – привлек внимание. Лилия тоже пишет красиво. Красиво и сладко – всем своим ухажерам, надеющимся заполучить ее сердце.

У Ричарда размашистый почерк. Я отвечала ему, аккуратно выводя букву за буквой, но все равно получалось криво. Впрочем, какая разница, если я так и не отправила ни одного письма?

Алан совсем о почерке не заботится. Небрежные буквы, пляшущие строки. Когда мы только начинали работать вместе, я едва могла разобрать его записи. Впрочем, быстро привыкла.

Я пролистала несколько страниц дядиной книжки, любуясь почерком. Не вчитываясь, скользнула взглядом по ровным строчкам, названиям и формулам. Остановилась, зацепившись за собственное имя.

«День семидесятый, реакция на…», «Стоит оставить эту настойку без изменений, лишь увеличить дозу…»

Две недели назад, судя по дате. Я прикрыла глаза, вспоминая. В тот день дядя сказал, что немного изменил состав настойки. Она вызвала легкий зуд в желудке, а к вечеру меня затошнило. Прямо как теперь, после крепкого вина. Обеспокоенная, я кинулась к Фернвальду, но он лишь сказал: «Не страшно, милая, привыкнете».

Я просмотрела еще несколько страниц. Везде встречалось мое имя – и десятки сложных названий ингредиентов. Схватила листы, которые только что собрала с пола – кажется, там мелькали похожие слова. Так и есть: выписки о свойствах растений, рецепты. Страница, аккуратно вырезанная из какой-то энциклопедии: изображение стебля, усеянного колючками, уродливые листья топорщились в разные стороны. Рядом строчки, словно стелющиеся по земле побеги. Растение называлось «Тардус Вененум», в простонародье – «моредора», и встречалось почти в каждой моей настойке.

Я читала и перечитывала, пока воздух в легких не кончился, пока не задрожали пальцы, пока записная книжка не выпала из рук. Я не стала ее поднимать. Погасила свет и вышла из кабинета.

Виски ломило. Хотелось добрести до какой-нибудь кровати или дивана, хотя бы до скамейки. Но, как назло, в этой части корпуса не было лишней мебели. Я дергала за ручки каждой двери, мимо которой проходила, но они не поддавались.

Вдруг мне показалось: кто-то дышит в спину, крадется шаг в шаг, ступает так тихо, что не услышишь – почувствуешь. Я обернулась.

– Что ты здесь делаешь?! – Голос едва не сорвался на крик.

Я не ожидала увидеть в академии ребенка, который всего пару часов назад собирал пазлы, сидя на ковре в зале Авроры. Мальчишка выглядел растерянным и напуганным. Я протянула руку, чтобы погладить его по голове, успокоить, но ребенок увернулся от прикосновения.

– Как ты здесь очутился?

Он промолчал. Впрочем, у меня было предположение. Скорее всего, мальчик решил сыграть в прятки и забрался в мою карету, а взрослые не заметили за разговорами и вином. Или, может быть, он ухватился за ручку, встал на подножку: я не раз видела на улицах города, как мальчишки развлекаются, катаясь таким образом. Их, правда, гоняют; но сейчас ночь, в потемках никто не заметил детскую фигурку. А дальше все просто: мальчик спрятался, когда я выходила, незаметно проследовал в академию. Хорошо, хоть живой и здоровый, не сорвался по пути, не покалечился.

– Ты в порядке? Ничего не болит? Не волнуйся, утром разберемся, как отвезти тебя обратно к… твоему дедушке? – Имя старика, с которым Алан провел почти весь вечер, я не запомнила.

Мальчик кивнул, схватил мою руку, прижал к щеке. Его кожа была очень горячей. О, боги, так не вовремя! Еще жара не хватало! Я сама мучилась от головной боли и хотела спать, а теперь придется, видимо, поднимать на уши общежитие, выяснять, в каком из жилых корпусов искать доктора. Да и остается ли он в академии на ночь?..

Не успела я и слова сказать, как мальчик откинул мою руку и бросился бежать по коридору.

– Стой, куда ты?

Я ринулась следом, молясь богам, чтобы мальчишка не упал на лестнице и не вздумал выбежать на улицу: лишнее переохлаждение ни к чему. Бежать было тяжело, кровь стучала в висках. Я спустилась на этаж ниже, пронеслась по галерее. Цепочка фонарей за окнами, свет – по глазам, по нервам.

В конце концов я упустила мальчишку из вида. Остановилась, привалилась к стене. По коридору прокатился надрывный стон, за ним – другой, на высокой ноте. Кто-то – нет сомнения, несносный ребенок, решивший поиграть ночью в догонялки, – остервенело бил по клавишам рояля. Тяжело вздохнув, я побрела к музыкальному залу.

Едва переступила порог, зажмурилась: три напольных торшера ярко светились. Мальчик сидел на табурете у рояля, поджав ноги, обхватив колени тонкими руками. Увидев меня, он рассмеялся, вытянул руку, указывая на противоположную стену:

– Смотри!

Я взглянула туда и едва не захлебнулась криком. Тени предметов вытягивались, изгибались, ломались. Миг, и привычные формы разлетелись летучими мышами. Сгрудились, прокишели по потолку, снова рассыпались. На мгновения вернулись обычные очертания: тени столиков и музыкальных инструментов. Затем они расползлись змеями.

– Прекрати это! Мне страшно!

Мальчик вздрогнул. Змеи замерли, затем сползли на пол и устремились ко мне. Нужно было выбираться, но я не смогла сдвинуться с места. Ноги словно приросли к полу, капкан захлопнулся: черное кольцо из змей замкнулось. Страх захлестнул; я крепко зажмурилась.

Что-то произошло. Что-то едва уловимое, мимолетное. Словно внутри моего тела, в суставе или позвоночнике, хрустнула, вставая на место, кость.

В следующую секунду меня швырнуло на пол. Послышался звон стекла, я едва успела прикрыть голову руками. Кисть обожгло, тепло заструилось меж пальцев. Холодный ветер ударил в лицо, занес пыль в глаза. Сквозь выступившие слезы я увидела хаос: перевернутые стулья, опрокинутые столики, прореха в арочном окне, ощетинившаяся осколками. Затем свет погас, зал погрузился в полумрак.

Где-то рядом рыдал испуганный мальчишка. Меня же трясло от холода: казалось, забившийся в помещение ветер вгрызался в кожу.

«Слишком много для одного дня», – подумала я и прикрыла глаза, позволяя сознанию ускользнуть.

– Эни… Энрике! – Меня подхватили под мышки, поставили на ноги, прямо под порывы ветра. – Ты в порядке?

Я потянулась к знакомому голосу и запаху, прижалась щекой к ткани, за которой, под кожей, билось сердце.

Ветер вдруг стих, уронив на пол мелкие предметы и осколки.

– Идти сможешь?

Голос Алана был наполнен неподдельной тревогой; и от этого его