Корпорация Vallen'ок 3 - Сергей Хардин Страница 26

Сейчас было ощущение, что весь мир сжали до размеров горошины, иначе как объяснить то немыслимое давление, которое я испытал на себе при возвращении. Мне словно раздавило легкие, выдавливало глаза, я не смог даже усидеть на диване и съехал на пол с грацией мешка с картошкой. Меня словно пережевали и выплюнули.

Стоило мне подумать о таком сравнении, как всё содержимое моего желудка резко вышло наружу. Кислота, желчь — всё это выплеснулось из меня, обжигая горло, которое разгорелось адским огнём. Я нашел в себе силы поставить плюсик моей чрезмерной мнительности, если бы я перед самым началом эксперимента не поставил тазик под ноги, это бы стало фиаско, 8/10, или даже 10/10, да, определенно.

Головокружение⁈ Молодёжные вертолеты сменились падением в бездонный колодец. Темнота смыкалась надо мной, пока полностью не закрыла от меня любые проявления света. На несколько секунд я ослеп, полностью — снова указать что ли 0/10? Я продолжил лежать без движения, силы возвращались ко мне не полностью, на мгновение вообще показалось, что меня разбил паралич, однако то был всего лишь временный эффект. Кровь из носа медленно потекла, и мне потребовалось немалых усилий, чтобы остановить её.

В странице, на которую попала капелька крови, я вывел:

'Эксперимент номер два. Использовалось 2 минуты из лимита. Время перезагрузки снова не изменилось. Состояние: рвота, слепота (временно), паралич (временно). Частота использования в пределах одного лимита увеличивает мощность обратного удара по состоянию.

Я нашёл наконец в себе силы встать, и, пошатываясь, вышел на балкон.

Чистый свежий воздух с небольшим ветерков за пару часов привели меня в чувства. Всё это время Персик не отходила от меня ни на шаг, но уже вела себя более спокойно, будто она если и не видела мои прыжки во времени, то во всяком случае очень тонко чувствовала моё физическое состояние.

Прошло три часа, сто восемьдесят минут ложного спокойствия, в которые я решал, что мне делать дальше. Всё это время здравый смысл сражался с голодным фанатичным расчётом ученого, для которого правильные выводы дороже собственного здоровья.

Я ушел с балкона, удобно и главное надежно расположился на диване. Окна я зашторил и закрыл, чтобы минимизировать стресс от временного перехода. Я чувствовал себя старой вазой, склеенной после фатального падения о каменный пол. Тошнота ушла на третьестепенный план, головокружение ощущалось как слабая качка, а слабость стала словно постоянной моей спутницей. Я надеялся, что трехчасовая пауза снизит остроту и силу возвратного удара.

Момо жалобно смотрела на меня. Она словно понимала, что хозяин снова поднесет спичку к бикфордову шнуру, и это принятие убивало меня сильнее любых негативных последствий.

Очередной щелчок. В этот раз приглушенный, какой-то далёкий. Воздух вокруг словно устало вздохнул, в глазах поплыла лёгкая дымка. Отсчет времени пошёл, я медленно привстал и направился к окну. Жизнь шла своим чередом, а я смотрел на мир сверху вниз и отсчитывал оставшиеся минуты. В этот раз я решил дождаться полного обнуления лимита, чем бы оно для меня ни закончилось.

Свет в этот раз не погас полностью, всё вокруг погрузилось в полумрак, но иногда картинка становилась ярче, всполохами, словно единственным источником света была свеча, пламя которой колебалось на сквозняке. Звуки тоже не исчезли, но отдалились, словно доносились со дна глубокого колодца.

Моё тело не бросило, как в предыдущие разы, словно с силой приложили. Вовсе нет, меня словно аккуратно переместили на то же место, но в то же время я явственно ощущал пустоту внутри себя. Как будто всё моё нутро выскребли, оставив пустую оболочку.

Сквозь странное ледяное безразличие я смотрел на чистый лист блокнота и думал, что написать в этот раз. Тошноты вроде не было, только давящая тяжесть под ложечкой. Голова не кружилась, мир словно немного колыхался, как от лёгкого опьянения. Какими цифрами я могу это выразить? Не знаю, да и это не столь важно. Слабость? Наверное была, но не парализующая, как в прошлый раз. Это было скорее истощение, причем и физическое, и эмоциональное. Каждое движение заставляло задуматься не над вопросом «как?», а над вопросом «Зачем?».

Крови не было, но зато я весь дрожал. Мелкая, неконтролируемая дрожь, как при лихорадке, вкупе с пронизывающим меня изнутри холодом заставляли кутаться в одеяло, но я не ощущал от него никакого тепла. Кончики пальцев, губы — всё это онемело, словно отмерла часть нервных окончаний.

Неужели это устройство влияет не только на моё тело, но и на мою душу?

Глава 11

Я впился взглядом в потолок, пытаясь оторвать спину от ковра, который казался сейчас единственным островком стабильности в этом безумном мире. Адски знакомый по вчерашнему тесту внутренний холод снова пульсировал где-то под ребрами, отдаваясь ледяными мурашками по коже даже сквозь теплую ткань пижамы. Я сглотнул комок тошноты, подкатившей к горлу просто от мысли о том, что надо вставать. Меня не отпускала дрожь, мелкая, назойливая, как будто каждый нерв в теле отбивал свою собственную барабанную дробь. Я сжал кулаки, пытаясь усилием воли заставить мышцы замолчать, но пальцы отозвались тупым, противным онемением, будто их на час засунули в морозилку.

«Энтропия, блин, вот тебе и расплата за воскресный трэш», — пронеслось в голове, и я чуть не застонал вслух от бессильной злости на себя, на часы, на всю эту чертову ситуацию, в которой был сам виноват.

С большим трудом смог доползти до ванной. Я уперся ладонями в холодную керамику раковины и только так смог поднять голову. Зеркало выдало жестокую правду: бледное, будто выстиранное лицо, с лихорадочным блеском в запавших глазах, которые смотрели на меня с немым вопросом «Какого черта?». Синева под ними была такой густой, что казалось — это не тени, а настоящие фингалы после драки с самим Хаосом. И тут же — предательское тепло в носу, снова. Красные капли оставили несколько клякс на белоснежной раковине. Повернул кран на холодную и поднёс полотенце под струю воды, сколько в конце концов можно отходить?

Выйдя наконец из ванной, я смахнул рукой капли с лица и потянулся к костюму, висевшему на спинке стула. Каждое движение давалось мне с трудом. Застегивая рубашку, онемевшие кончики пальцев отказывались слушаться, пуговицы выскальзывали, словно были живыми.

— Да ну тебя! — проворчал я,