Долина Зерпентштайн - Саша Левашов Страница 24

– Ты прав. – Клотильда улыбнулась. – Благодарю тебя за такие слова. Ещё никто из тех, кто приходил сюда, не видел во мне простую страдающую дворянку. – Затем графиня драматично понизила голос, перейдя почти на шёпот: – Но выходит, что и я предала Одди, хоть и совершенно заслуженно. Он ушёл… вы не поверите, он ушёл жить в пещеру! И я отказалась последовать за ним. Я обещала себе даже не переходить эту реку, лишь бы случайно не встретить его. Я была зла. Я никого и никогда так не ненавидела, как Одди. Однако год спустя я переступила через себя и отправила ему приглашение на день рождения нашего сына… И он не пришёл! Гнев сжёг меня изнутри, я потеряла рассудок. Мне вскоре сообщили, что Одди укусила ядовитая змея, что он умирает там, в своём дурацком гроте, и просит меня о последней встрече… И я не пришла. – Графиня стиснула зубы, сжала кулаки и покачала головой, оглядывая гостей. Змеи грозно шипели, разрезая языками пыльный воздух. – Я не пришла, потому что нога моя не ступит на порог этой проклятой пещеры. И вот за это Акмэ… – ордфрау показала рукой на своё лицо, – превратила меня в чудовище!

– Какое безумие! – возмутился Бернар. – Вы что, в самом деле должны были жить с убийцей вашего сына?

– Увы, такова цена! – воскликнула Клотильда. – Акмэ коварна. Я принесла ей брачную клятву!

Ордфрау помедлила, собираясь с мыслями. И мы воспользуемся этой паузой, чтобы наконец рассказать об Акмэ, летней богине огня, грозы, чувств, трагедии, театра, мести и праведного гнева. Акмэ – это накал страстей, драматический пик всей жизни! Она любит заключать сделки со смертными – Божьи концессии, – и во многих мифах об Акмэ эти договоры приводят смертного к злополучному концу.

Одной из таких концессий является брачная клятва, требующая соблюдения множества законов, установленных Орднунгом. А расторжение брака, скреплённого Акмэ, непременно требует суда, в котором истцу придётся обосновать развод весомыми доказательствами.

И хотя эта строгость, тяжесть и крючкотворство многих отпугивает, немало находится и смельчаков, решающихся дать брачную клятву Акмэ. Сами посудите, есть ли в Этом мире крепче и надёжнее узы? Есть ли надёжнее способ заявить о своих чувствах, чем эта роковая концессия?

И вот Клотильда, собравшись с мыслями, призналась:

– К тому же… к тому же… я до сих пор его люблю. Даже после всего этого… Ничего не могу с собой поделать.

– Как я понимаю, – протянул Ганс, оставивший наконец записи, – граф фон Зерпентштайн сам не хотел убивать ребёнка, он сделал это от безысходности. Простой люд не оставил бы в живых ни мать, ни, конечно, исчадие. Однако мне бы хотелось прояснить полную картину. Акмэ превратила вас в монстра… но ведь не в призрака!

– Вы, юный граф, зрите в корень. Орднунг, мой покровитель, не принял меня в Тот мир. Я ведь клятвопреступница, разорвавшая узы брака. Конечно, я недостойна его чертогов… Наверное, это ещё одно проклятье, да? Как вы их зовёте? Маледиктусы?

Бернар с жалостью смотрел на женщину, растоптанную жестокими богами. Орднунг, Акмэ, Пертиссимус были ему чужды – Ёрд ни за что бы не отвернулся от смертного из-за таких глупостей! Но затем юноша вдруг просветлел лицом и радостно воскликнул:

– Я знаю, что нужно делать!

Он попытался взять руки Клотильды в свои, но не смог коснуться бесплотного призрака.

– Мы сделаем так, что Одди к вам вернётся! Вы помиритесь, и Акмэ вас извинит. Вы сможете… убыть в Тот мир совместно, в её чертоги. Вы будете вечно с любимым!

– Правда? – Графиня просияла. – Это было бы прекрасно. Ты действительно хочешь мне помочь? Такое благородство…

– Это не благородство, – смутился полуэльф. – Я верю, что любители друг друга могут быть совместно, несмотря ни на что. Да, мои родители погибли, но они воссоединились в чертогах Иянсы. Ох, как они ссорились! Но… я думаю, они всё равно сейчас совместно. И вы тоже помиритесь, я помогу вам.

– Помириться… – печально ухмыльнулся призрак. – Проще бросить вызов самим богам!

– Вы, ваша светлость, говорите-с со знатоком сердечных дел, – ободрил ордфрау Бернар. – Всё будет хорошо! Мама научила меня, что нужно поговорить как можно откровеннее. И пойти на уступки. Папа очень ярился – из-за болезни, она сводила его с ума. И он сдерживался, от чего только хуже становилось. Мама мудро разрешила ему бить посуду в доме – сколько всего он успел разнести! Но потом они говорили и мирились. Вот для начала мы поговорим с вашим мужем. Но если вы алчете-с помириться с ним, вам придётся пойти на уступку, иначе никак. Вам нужно извинить его.

– Простить? – сверкнула глазами про́клятая графиня, отстраняясь от полуэльфа. Однако вскоре её взгляд вновь смягчился. – Несмотря ни на что… я люблю его. А как можно не простить того, кого любишь? Вы правы, хорошо. Только на откровенный разговор Одди не пойдёт. Он будет увиливать до последнего. Нужно поступить хитрее.

– Отлично! – обрадовался полуэльф. Им удалось навести уже половину моста через глубокое ущелье непонимания. – А какая хитрость с ним сработает?

Клотильда, задумчиво прищурившись, оглядела залу, наполненную каменными изваяниями, и промолвила:

– Нужна статуя. Пусть сделает статую моего отца.

– Почему именно его? – поднял Ганс левую бровь.

– Одди много чего о нём наговорил. А так он извинится за свои слова. Статуя в знак примирения – и в память об отце. Скажите ему, что это ваша идея и что я приду в его пещеру, чтобы посмотреть на этот подарок. Только тогда он поверит, что я действительно готова его простить.

– Как-то сложно звучит… – тихо заметил Бернар, прикидывая в уме эту схему.

Клотильда весело ухмыльнулась и чуть ли не рассмеялась:

– Ох, я давно знакома с моим мужем! Проще не выйдет. Я приду в его пещеру, и никуда Одди уже не спрячется от прямого разговора!

– Прекрасно! – воскликнул Бернар. – Мы обязательно вам споспешествуем! Ганс, мы ведь споспешествуем?

– Разумеется, мы приложим все усилия, – ответил эрудит. – Конечно, сперва нам надо будет побеседовать с Оддбьоргом и выслушать его мотивы.

Женщина воодушевлённо кивнула. Она даже поправила причёску, потрогав шевелящихся змей.

– Разрешите ещё задать пару вопросов о вашем муже, – сказал Ганс деловито. – Вы упоминали, что он погиб от яда аспида. Полагаете, он тоже проклят?

– Ещё бы! И здесь всё в его власти,